Братьям Вайнерам
Граждане, ах, сколько ж я не пел, но не от лени -
Некому: жена - в Париже, все дружки - сидят.
Даже Глеб Жеглов, хоть ботал чуть по новой фене -
Ничего не спел, чудак, пять вечеров подряд.
Хорошо, что в зале нет
"Не наших" всех сортов,
Здесь - кто хочет на банкет
Без всяких паспортов.
Расскажу про братиков -
Писателей, соратников,
Про людей такой души,
Что не сыщешь ватников.
Наше телевидение требовало резко:
Выбросить слова "легавый", "мусор" или "мент",
Поменять на мыло шило, шило - на стамеску.
А ворье переиначить в "чуждый элемент".
Но сказали брат и брат:
"Не! Мы усё спасем.
Мы и сквозь редакторат
Всё это пронесем".
Так, в ответ подельники,
Скиданув халатики,
Надевали тельники,
А поверх - бушлатики.
Про братьев-разбойников у Шиллера читали,
Про Лаутензаков написал уже Лион,
Про Серапионовых и школьники листали.
Где ж роман про Вайнеров? Их - два на миллион!
Проявив усердие,
Сказали кореша:
- "Эру милосердия"
Можно даже в США.
С них художник Шкатников
Написал бы латников.
Мы же в их лице теряем
Классных медвежатников.
В одной державе с населеньем...
В одной державе с населеньем... -
Но это, впрочем, все равно,-
Других держав с опереженьем,
Всё пользовалось уваженьем -
Что может только пить вино.
Царь в той державе был без лоску -
Небрит, небрежен, как и мы;
Стрельнет, коль надо, папироску,-
Ну, словом, свой, ну, словом, в доску,-
И этим бередил умы.
Он был племянником при дяде,
Пред тем как злобный дар не пить
Порвал гнилую жизни нить -
В могилу дядю свел. Но пить
Наш царь не смел при дяде-гаде.
Когда иные чужеземцы,
Инако мыслящие нам
(Кто - исповедуя ислам,
А кто - по глупости, как немцы),
К нам приезжали по делам -
С грехом, конечно, пополам
Домой обратно уезжали,-
Их поражал не шум, не гам
И не броженье по столам,
А то, что бывший царь наш - хам
И что его не уважали.
И у него, конечно, дочка -
Уже на выданье - была
Хорошая - в нефрите почка,
Так как с рождения пила.
А царь старался, бедолага,
Добыть ей пьяницу в мужья:
Он пьянство почитал за благо,-
Нежней отцов не знаю я.
Бутылку принесет, бывало:
"Дочурка! На, хоть ты хлебни!"
А та кричит: "С утра - ни-ни!"-
Она с утра не принимала,
Или комедию ломала,-
А что ломать, когда одни?
"Пей, вербочка моя, ракитка,
Наследная прямая дочь!
Да знала б ты, какая пытка -
С народом вместе пить не мочь!
Мне б зятя - даже не на зависть,-
Найди мне зятюшку, найди!-
Пусть он, как тот трусливый заяц,
Не похмеляется, мерзавец,
Кто пьет с полудня,- выходи!
Пойми мои отцовы муки,
Ведь я волнуюся не зря,
Что эти трезвые гадюки
Всегда - тайком и втихаря!
Я нажил все, я нажил грыжу,
Неся мой груз, мое дитя!
Ох, если я тебя увижу
С одним их этих!- так обижу!..
Убью, быть может, не хотя!-
Во как я трезвых ненавижу!"
Как утро - вся держава в бане,-
Отпарка шла без выходных.
Любил наш царь всю пьянь на пьяни,
Всех наших доблестных ханыг.
От трезвых он - как от проказы:
Как встретит - так бежит от них,-
Он втайне издавал указы,
Все - в пользу бедных и хмельных.
На стенах лозунги висели -
По центру, а не где-нибудь:
"Виват загулы и веселье!
Долой трезвеющую нудь!"
Сугубо и давно не пьющих -
Кого куда,- кого - в острог.
Особо - принципы имущих.
Сам - в силу власти - пить не мог.
Но трезвые сбирали силы,
Пока мы пили натощак,-
Но наши верные кутилы
Нам доносили - где и как.
На митинг против перегара
Сберутся,- мы их хвать в кольцо!-
И ну гурьбой дышать в лицо,
А то - брандспойт, а в нем водяра!
Как хулиганили, орали -
Не произнесть в оригинале,-
Ну, трезвая шпана - кошмар!
Но мы их все же разогнали
И отстояли перегар.
А в это время трезвь сплотилась
Вокруг кого-то одного,-
Уже отважились на вылаз -
Секретно, тихо, делово.
И шли они не на банкеты,
А на работу,- им на страх
У входа пьяные пикеты
Едва держались на ногах.
А вечерами - по два, по три -
Уже решились выползать:
Сидит, не пьет и нагло смотрит!
...Царю был очень нужен зять.
Явился зять как по заказу -
Ну, я скажу вам - о-го-го!
Он эту трезвую заразу
Стал истреблять везде и сразу,
А при дворе - первей всего.
Ура! Их силы резко тают -
Уж к главарю мы тянем нить:
Увидят бритого - хватают
И - принудительно лечить!
Сначала - доза алкоголя,
Но - чтоб не причинить вреда.
Сопротивленье - ерунда:
Пять суток - и сломалась воля,-
Сам медсестричку кличет: "Оля!.."
Он наш - и раз и навсегда.
Да он из ангелов из сущих,
Кто ж он - зятек?.. Ба! Вот те на!
Он - это сам глава непьющих,
Испробовавший вкус вина.
В стае диких гусей
В стае диких гусей был второй,
Он всегда вырывался вперед,
Гуси дико орали: «Встань в строй!»
И опять продолжали полет.
А однажды за Красной Горой,
Где тепло и уютно от тел,
Понял вдруг этот самый второй,
Что вторым больше быть не хотел:
Всё равно - там и тут
Непременно убьют,
Потому что вторых узнают.
А кругом гоготали: «Герой!
Всех нас выстрелы ждут вдалеке.
Да пойми ты, что каждый второй
Обречен в косяке!»
Бой в Крыму: всё в дыму, взят и Крым.
Дробь оставшихся не достает.
Каждый первый над каждым вторым
Непременные слезы прольет.
Мечут дробью стволы, как икрой,
Поубавилось сторожевых,
Пал вожак, только каждый второй
В этом деле остался в живых.
Это он, е-мое,
Стал на место свое,
Стал вперед, во главу, в острие.
Если счетом считать - сто на сто! -
И крои не крои - тот же крой:
«Каждый первый» не скажет никто,
Только - «каждый второй».
...Всё мощнее машу: взмах - и крик
Начался и застыл в кадыке!
Там, внизу, всех нас - первых, вторых -
Злые псы подбирали в реке.
Может быть, оттого, пес побрал,
Я нарочно дразнил остальных
Что во «первых» я с жизнью играл,
И летать не хотел во «вторых»...
Впрочем, я - о гусях:
Гусь истек и иссяк -
Тот, который сбивал весь косяк.
И кого из себя ты не строй -
На спасение шансы малы:
Хоть он первый, хоть двадцать второй -
Попадет под стволы.
Гимн школе
Из класса в класс мы вверх пойдем, как по ступеням,
И самым главным будет здесь рабочий класс,
И первым долгом мы, естественно, отменим
Эксплуатацию учителями нас!
Да здравствует новая школа!
Учитель уронит, а ты подними!
Здесь дети обоего пола
Огромными станут людьми!
Мы строим школу, чтобы грызть науку дерзко,
Мы все разрушим изнутри и оживим,
Мы серость выбелим и выскоблим до блеска,
Все теневое мы перекроем световым!
Так взрасти же нам школу, строитель,-
Для душ наших детских теплицу, парник,-
Где учатся - все, где учитель -
Сам в чем-то еще ученик!
Грусть моя, тоска моя
Шел я, брел я, наступал то с пятки, то с носка,-
Чувствую - дышу и хорошею...
Вдруг тоска змеиная, зеленая тоска,
Изловчась, мне прыгнула на шею.
Я ее и знать не знал, меняя города,-
А она мне шепчет: "Как ждала я!.."
Как теперь? Куда теперь? Зачем да и когда?
Сам связался с нею, не желая.
Одному идти - куда ни шло, еще могу,-
Сам себе судья, хозяин-барин.
Впрягся сам я вместо коренного под дугу,-
С виду прост, а изнутри - коварен.
Я не клевещу, подобно вредному клещу,
Впился сам в себя, трясу за плечи,
Сам себя бичую я и сам себя хлещу,-
Так что - никаких противоречий.
Одари судьба, или за деньги отоварь!-
Буду дань платить тебе до гроба.
Грусть моя, тоска моя - чахоточная тварь,-
До чего ж живучая хвороба!
Поутру не пикнет - как бичами не бичуй,
Ночью - бац! - со мной на боковую:
С кем-нибудь другим хоть ночь переночуй,-
Гадом буду, я не приревную!
Две просьбы
I.
Мне снятся крысы, хоботы и черти. Я
Гоню их прочь, стеная и браня,
Но вместо них я вижу виночерпия -
Он шепчет: "Выход есть - к исходу дня
Вина! И прекратится толкотня,
Виденья схлынут, сердце и предсердие
Отпустят, и расплавится броня!"
Я - снова я, и вы теперь мне верьте,- я
Немного попрошу взамен бессмертия -
Широкий тракт, холст, друга да коня;
Прошу покорно, голову склоня,
Побойтесь Бога, если не меня,-
Не плачьте вслед, во имя Милосердия!
II.
Чту Фауста ли, Дориана Грея ли,
Но чтобы душу - дьяволу,- ни-ни!
Зачем цыганки мне гадать затеяли?
День смерти уточнили мне они...
Ты эту дату, Боже, сохрани,-
Не отмечай в своем календаре или
В последний миг возьми и измени,
Чтоб я не ждал, чтоб вороны не реяли
И чтобы агнцы жалобно не блеяли,
Чтоб люди не хихикали в тени,-
От них от всех, о Боже, охрани -
Скорее, ибо душу мне они
Сомненьями и страхами засеяли!
Жан, Жак, Гийом, Густав...
Жан, Жак, Гийом, Густав -
Нормальные французы, -
Немного подлатав
Расползшиеся узы,
Бесцветные, как моль,
Разинув рты без кляпа,
Орут: «Виват, Жан Поль,
Наш драгоценный папа!»
Настороже, как лось,
Наш папа, уши - чутки.
Откуда что взялось -
Флажки, плакаты, дудки?
Страшась гореть в аду,
Поют на верхней ноте.
«А ну-ка, ниспаду
Я к вам на вертолете!»
«Есть риск - предупредил
Пилот там, на экране, -
Ведь шлепнулся один
Не вовремя в Иране».
«Смелее! В облака,
Брат мой, ведь я в сутане,
А смерть - она пока
Еще в Афганистане!» -
И он разгладил шелк
Там, где помялась лента,
И вскоре снизошел
До нас, до президента.
Есть папа, но была
Когда-то божья мама.
Впервые весела
Химера Нотр-Дама.
Людским химер не мерь -
Висит язык, как жало.
Внутри ж ее теперь
Чего-то дребезжало.
Ей был смешон и вид
Толпы - плащи да блузки...
Ан, папа говорит
Прекрасно по-французски.
Поедет в Лувр, «Куполь»
И, может быть, в Сорбонну,
Ведь папа наш, Жан Поль,
Сегодня рад любому.
Но начеку был зав
Отделом протокола:
Химере не сказав
Ни слова никакого,
Он вышел. Я не дам
Гроша теперь за папу.
Химеры Нотр-Дам,
Опять сосите лапу!
И снизу лед, и сверху. Маюсь между...
И снизу лед, и сверху. Маюсь между.
Пробить ли верх иль пробуравить низ?
Конечно, всплыть и не терять надежду,
А там - за дело, в ожиданьи виз.
Лед надо мною, надломись и тресни!
Я весь в поту, как пахарь от сохи.
Вернусь к тебе, как корабли из песни,
Все помня, даже старые стихи.
Мне меньше полувека - сорок с лишним,
Я жив, двенадцать лет тобой и господом храним.
Мне есть что спеть, представ перед всевышним,
Мне есть чем оправдаться перед ним.
Как зайдешь в бистро-столовку...
Как зайдешь в бистро-столовку,
По пивку ударишь -
Вспоминай всегда про Вовку:
Где, мол, друг-товарищ!
А в лицо - трехстопным матом,
Можешь - хоть до драки,-
Про себя же помни: братом
Вовчик был Шемяке.
Баба, как наседка, квохчет
(Не было печали!),-
Вспоминай! Быть может, Вовчик -
"Поминай как звали!"
M.Chemiakin - всегда, везде Шемякин,-
А посему французский не учи!..
Как хороши, как свежи были маки,
Из коих смерть схимичили врачи!
Мишка! Милый! Брат мой Мишка!
Разрази нас гром!-
Поживем еще, братишка,
Po-gi-viom!
Мог бы быть я при теще, при тесте...
Мог бы быть я при теще, при тесте,
Только их и в живых уже нет.
А Париж? Что Париж! Он на месте.
Он уже восхвален и воспет.
Он стоит, как стоял, он и будет стоять,
Если только опять не начнут шутковать,
Ибо шутка в себе ох как много таит.
А пока что Париж как стоял, так стоит.
На Филиппинах - бархатный сезон...
На Филиппинах - бархатный сезон,
Поклонники ушли на джонках в море,
Очухался маленько чемпион,
Про всё, что надо, высказался он -
И укатил с почетом в санаторий.
Неужто здесь сошелся клином свет...
Неужто здесь сошелся клином свет,
Верней, клинком ошибочных возмездий...
И было мне неполных двадцать лет,
Когда меня зарезали в подъезде.
Он скалился открыто - не хитро,
Он делал вид, что не намерен драться,
И вдруг - ножом под нижнее ребро,
И вон - не вынув, чтоб не замараться.
Да будет выть-то! Ты не виновата -
Обманут я улыбкой и добром.
Метнулся в подворотню луч заката
И спрятался за мусорным ведром...
Еще спасибо, что стою не в луже,
И лезвие продвинулось чуть глубже,
И стукнула о кафель рукоять,
Но падаю - уже не устоять.
Общаюсь с тишиной я...
Общаюсь с тишиной я,
Боюсь глаза поднять,
Про самое смешное
Стараюсь вспоминать.
Врачи чуть-чуть поахали:
"Как? Залпом? Восемьсот?.."
От смеха ли, от страха ли
Всего меня трясет.
Теперь я - капля в море,
Я - кадр в немом кино,
И двери - на запоре,
А все-таки смешно.
Воспоминанья кружатся
Как комариный рой,
А мне смешно до ужаса:
Мой ужас - геморрой.
Виденья все теснее,
Страшат величиной:
То с нею я - то с нею,-
Смешно, иначе - ной!
Не сплю - здоровье бычее,
Витаю там и тут,
Смеюсь до неприличия
И жду - сейчас войдут...
Халат закончил опись
И взвился - бел, крылат.
"Да что же вы смеетесь?" -
Спросил меня халат.
Но ухмыляюсь грязно я
И - с маху на кровать.
Природа смеха - разная,-
Мою вам не понять.
Жизнь - алфавит: я где-то
Уже в "це-че-ша-ще",-
Уйду я в это лето
В малиновом плаще.
Но придержусь рукою я
Чуть-чуть за букву "я" -
Еще побеспокою я!-
Сжимаю руку я.
Со мной смеются складки
В малиновом плаще.
С покойных взятки гладки,-
Смеялся я - вообще.
Смешно мне в голом виде лить
На голого ушат,
А если вы обиделись -
То я не виноват.
Палата - не помеха,
Похмелье - ерунда,-
И было мне до смеха -
Везде, на все, всегда!
Часы тихонько тикали -
Сюсюкали: сю-сю...
Вы - втихаря хихикали,
А я - давно вовсю!
Одесские куплеты
Где девочки? Маруся, Рая, Роза?
Их с кондачка пришлепнула ЧеКа,
А я - живой, я - только что с Привоза,
Вот прям сейчас с воскресного толчка!
Так что, ребята! Ноты позабыты,
Зачеркнуто ли прежнее житье?
Пустились в одиссею одесситы -
В лихое путешествие свое.
А помните вы Жорика-маркера
И Толика - напарника его?
Ему хватило гонора, напора,
Но я ответил тоже делово.
Он, вроде, не признал меня, гадюка,
И с понтом взял высокий резкий тон:
«Хотите, будут речь вести за Дюка?
Но за того, который Эллингтон»...
Однако, втягивать живот...
Однако, втягивать живот
Полезно, только больно.
Ну! Вот и всё! Вот так-то вот!
И этого довольно.
А ну! Сомкнуть ряды и рты!
А ну, втяните животы!
А у кого они пусты -
Ремни к последней дырке!
Ну как такое описать
Или еще отдать в печать?
Но, даже если разорвать, -
Осталось на копирке:
Однако, втягивать живот
Полезно, только больно.
Ну! Вот и всё! Вот так-то вот!
И этого довольно.
Вообще, такие времена
Не попадают в письмена,
Но в этот век печать вольна -
Льет воду из колодца.
Товарищ мой (он чей-то зять)
Такое мог порассказать
Для дела... Жгут в печи печать,
Но слово остается:
Однако, втягивать живот
Полезно, только больно.
Ну! Вот и всё! Вот так-то вот!
И этого довольно.
Песня инвалида
Проскакали всю страну,
Да пристали кони - буде!
Я во синем во Дону
Намочил ладони, люди.
Кровушка спеклася
В сапоге от ран,-
Разрезай, Настасья,
Да бросай в бурьян!
Во какой вояка,
И "Георгий" - вот...
Но опять, однако,
Атаман зовет.
Хватит брюхо набивать!
Бают, да и сам я бачу,
Что спешит из рвани рать
Волю забирать казачью.
Снова кровь прольется?
Вот такая суть:
Воли из колодца
Им не зачерпнуть!
Плачут бабы звонко...
Ну, чего ревем!
Волюшка, Настёнка,-
Это ты да дом.
Вновь скакали по степу,
Разом все под атаманом -
То конями на толпу,
То веревкой, то наганом.
Сколь кровь не льется -
Пресный все лиман.
Нет, хочу - с колодца,-
Слышь-ка, атаман!
Знаю, легче пьется
На тугой карман,
Хорошо живется -
Если атаман.
Есть у атамана зуй,
Ну а под зуем - кобыла...
Нет уж, Настенька, разуй,
Да часок чтоб тихо было!
"Зуй, где речь геройска
Против басурман?
Как тебе без войска?"
"Худо, атаман!"
А ведерко бьется
Вольно - вкривь и вкось.
Хлопцы, хлопцы, хлопцы,-
Выудил, небось!
Справная обновка,
Век ее постыль:
Это не винтовка -
Это мой костыль!
Песня Сашки Червня
Под деньгами на кону
(Как взгляну - слюну сглотну)-
Жизнь моя,- и не смекну.
Для чего играю.
Просто ставить по рублю -
Надоело, не люблю,-
Проиграю - пропылю
На коне по раю.
Проскачу в канун Великого поста
Не по вражескому - по ангельскому стану,-
Пред очами удивленного Христа
Предстану.
В кровь ли губы окуну
Или вдруг шагну к окну -
Из окна в асфальт нырну,-
Ангел крылья сложит -
Пожалеет на лету:
Прыг со мною в темноту -
Клумбу мягкую в цвету
Под меня подложит.
Смерть крадется сзади - ну
Словно фрайер на бану,-
Я в живот ее пырну -
Сгорбится в поклоне.
Я - в бега, но сатану
Не обманешь - ну и ну!-
Глядь - я в синем во Дону
Остудил ладони!
Кубок полон - по вину
Крови пятна - ну и ну! -
Не идут они ко дну -
Выпьешь или струсишь?
Только-только пригубил -
Вмиг все те, кого сгубил,
Подняли что было сил
Шухер или хипеш.
Письмо торговца ташкентскими фруктами
Здравствуй, Жора и Аркадий Вайнер!
И Георгию привет!
Мы знакомы с вами втайне
По романам много лет.
Пишут вам семь аксакалов
Гиндукушенской земли,
Потому что семь журналов
Вас на нас перевели.
И во время сбора хлопка
(Кстати, хлопок нынче - шелк)
Наш журнал "Звезда Востока"
Семь страниц для вас нашел.
Всю Москву изъездил в "ЗИМе"
Самый главный аксакал -
Ни в едином магазине
Ваши книги не сыскал.
Вырвали два старших брата
Все волосья в бороде -
Нету, хоть и много блата
В "Книжной лавке" - и везде.
Я за "Милосердья эру" -
Вот за что спасибо вам!-
Дал две дыни офицеру
И гранатов килограмм.
А в конце телевиденья -
Клятва волосом седым!-
Будем дать за продолженье
Каждый серий восемь дынь.
Чтобы не было заминок
(Любите кюфта-бюзбаш?)
Шлите жен Центральный рынок -
Две главы - барашка ваш.
Может, это слишком плотски,
Но за песни про тюрьмы
(Пусть споет артист Высоцкий)
Два раз больше платим мы.
Не отыщешь ваши гранки
И в Париже, говорят...
Впрочем, что купить на франки?
Тот же самый виноград.
Мы сегодня вас читаем,
Как абзац - кидает в пот.
Братья, мы вас за - считаем -
Удивительный народ.
Наш праправнук на главбазе -
Там, где деньги - дребедень.
Есть хотите? В этом разе
Приходите каждый день.
А хотелось, чтоб в инъязе...
Я готовил крупный куш.
Но... Если был бы жив Ниязи...
Ну а так - какие связи? -
Связи есть Европ и Азий,
Только эти связи чушь.
Вы ведь были на КАМАЗе:
Фрукты нет. А в этом разе
Приезжайте Гиндукуш!
Стреляли мы по черепу - на счастье...
Стреляли мы по черепу - на счастье.
И я был всех удачливей в стрельбе.
Бах! Расколол на три неравных части
И большую - конечно, взял себе.
Мой друг и в детстве был меня ушастей,
Он слышал даже шепот, и смешно,
Но он не уберегся от напастей -
Напротив: сел за то, что много знал.
...Что счастие не в том, что много слышал,
А в том, чтоб, слыша, не запоминать.
Но лучше и не слышать и не знать,
Да заодно и говорить излишне.
Я не спел вам в кино, хоть хотел...
Я не спел вам в кино, хоть хотел,
Даже братья меня поддержали:
Там, по книге, мой Глеб где-то пел,
И весь МУР все пять дней протерпел,
Но в Одессе Жеглова зажали.
А теперь запылает моя щека,
А душа - дак замлеет.
Я спою, как из черного ящика,
Что всегда уцелеет.
Генеалоги Вайнеров бьются в тщете -
Древо рода никто не обхватит.
Кто из них приписал на Царьградском щите:
«Юбилеями правят пока еще те,
Чей он есть, юбилей, и кто платит»?
Первой встрече я был очень рад,
Но держался не за панибрата.
Младший брат был небрит и не брат -
Выражался как древний пират,
Да и старший похож на пирата.
Я пил кофе - еще на цикории,
Не вставляя ни слова,
Ну а Вайнеры-братики спорили
Про характер Жеглова.
В Лувре я - будь я проклят! - попробуй, налей!
А у вас - перепало б и мне там.
Возле этой безрукой - не хошь, а лелей,
Жрать охота, братья?, а у вас - юбилей
И наверно... конечно, с банкетом.
Братья! Кто же вас сможет сломить?
Пусть вы даже не ели от пуза...
Здоровы?, а плетете тончайшую нить.
Все читали вас, все, - хорошо б опросить
Членов... нет, - экипажи «Союза».
Я сегодня по «ихнему» радио
Не расслышал за воем
Что-то... «в честь юбилея Аркадия
Привезли под конвоем...»
Всё так буднично, ровно они, бытово.
Мы же все у приемников млеем.
Я ж скажу вам, что ежели это того...
Пусть меня под конвоем везут в ВТО -
С юбилеем, так уж с юбилеем.
Так о чем же я, бишь, или вишь?
Извини - я иду по Аркаде:
МУР и «зря ты душою кривишь» -
Кончен ты! В этом месте, малыш,
В сорок пятом работал Аркадий.
Пусть среди экспонатов окажутся
Эти кресла, подобные стулу.
Если наши музеи откажутся -
Увезу в Гонолулу.
Не сочтите за лесть предложенье моё,
Не сочтите его и капризом,
Что скупиться, ведь тут юбилей, ё-моё! -
Всё, братьями моими содеянноё,
Предлагаю назвать «вайнеризмом»!