Ах, зачем у нас граф Пален
Так к присяжным параллелен!
Будь он боле вертикален,
Суд их боле был бы делен!
А.К. Толстой
Содержание
Причинность на положении частного аспекта мироустройства
Контур причинно организованной ситуации через призму "позиций чувствительности"
Прослеживаемость: консолидация vs. ветвление
Окончательный контур "непараллельной ситуации"
Ситуация эмиссионной активности и реальность причинного отношения
Собственно причинность
Потенциальная реконструктивность условной "сложной" причинности
Вид причинности "случайность"
Философское значение выделения нормы "причинность"
Заключение
Мир равным образом позволяет его понимание неизменным (статичным), и равным образом допускает его понимание местобытием связей становления и исчезновения. Однако, помимо того, мир заявляет себя и нечто непременно предполагающим его понимание действительностью «перед лицом» определенных агентов встречи подобной действительности, чем именно и видят мир склонные признавать сущим лишь нечто физически представленное. Тем не менее, даже перед лицом подобного ультимативного понимания мир будет позволять его признание не только комплексом физической активности, но и комплексом структурирующих подобную активность отношений. Если мир в его восприятии и обращается субъектом определенной свободы выбора, то сама возможность подобной свободы будет означать, что понимание мира не иначе, как парадигмально, а посему кем бы то ни было выделяемая специфика мира «относительно мира в целом» будет представлять собой именно условность. Так одну парадигму будет отличать склонность определения натурального ряда чисел объективным содержанием мира, другую – склонность признавать подобное «основание математики» не более чем эфемерным отношением реально «материального» наличия. Не исключена и третья парадигма (и бесконечное числа последующих) подобного видения: существуют физические реалии и, в дополнение к ним, отношение «следующий» (как вариант: отношение «логического следования»), конституирующее любые форматы структурной организации. Соответственно и видение мира неизбежно следует отождествлять налагающим его ограничения и на собственно картину «становления и исчезновения»; в одном случае становящимся признается все, в другом – лишь особое «сродственное к становлению», третий вариант и в принципе предполагает построение замысловатой комбинации форматов «становящегося» и «неизменного». Подобного рода неопределенность базисной онтологической интерпретации явно будет порождать и ее обобщение посредством уже фиксации предваряющего всякое исследование порядка отношений «акта становления» более фундаментальной специфики действительности разделения содержания мира на наполняющие его виды как «подверженного», так и на виды чуждого возможности становления. Именно найденный в подобном решении ответ и следует понимать исходным пунктом определенного представления о специфике отношения причинности.
Однако исключительно ли различение в наполняющем мир содержании специфик «становящегося» и «неизменного» способно будет оказать влияние на характер понимания проблемы причинности? Существенны ли здесь и некие иные условия, уже далее «по-своему» ограничивающие возможность фиксации такой характеристики мира как «причинная зависимость»? Нашим ответом на заданные здесь вопросы следует понимать рекомендацию по принятию во внимание еще двух существенных в подобном отношении аспектов. А именно, как мы понимаем, важно учитывать и те определенные особенности обустройства мира в целом, что и налагают определенные ограничения пусть не на собственно отношение интеграции причинности в структуру мира, но именно на формат той комбинации обстоятельств, что и определяет состояние вовлечения неких условностей в непосредственно акт реализации причинного отношения. Возможность понимания нечто «происходящим по определенной причине» именно и следует понимать возможностью выделения некоторого комплекса содержания на положении конкретно принадлежащего данному казусу порождения нового. Допустимо ли, в частности, рассматривать формат тары на положении нечто существенного в отношении поглощаемого нами напитка? Позволяет ли происходящее за стеной понимать его как-то связанным и определять происходящее по эту сторону? Допускает ли стабильность русла включение ее в число причин существования данной реки, и если да, то имеет ли отношение к течению данной реки геологическая структура некоторой местности? А если структура местности как-то принимает участие в формировании именно феномена реки, то влияет ли на него и общая структура ядра и мантий небесного тела «планета Земля»? Обобщение любых вопросов, так или иначе уподобляемых заданным здесь вопросам, и позволяет переход к некоторой общей постановке проблемы: что такое контур ситуации в смысле эффективно значащих для данной ситуации условий
? Возможно ли, пусть и в нечеткой форме, существование предела, преодоление которого означало бы «выход» из условий определенной ситуации? Последующее развитие комплекса данной проблематики, мы позволим себе, избегая обращения к эмпирике, ограничиться здесь уже теоретическим рассуждением, заставит нас определиться уже и с пониманием предмета специфической характеристики прослеживаемость. Положим, мы едим пирожок, испеченный булочником, из муки, смолотой на мельнице, из зерна, выращенного на поле, из семян, сохраненных на гумне, оставшихся от урожая позапрошлого года, выращенного из семян… Наделено ли эффективным смыслом подобное прослеживание последовательности порождений вплоть до определенных теряющихся в прошлом «параформатов»? Что именно следует понимать позволяющим констатацию положения «утраты влияния» некоей существенно сказывающейся предшествующей изменчивости на данную? Причем важно понимать, что возможности некоей нестационарности, отличающей как непосредственно контур ситуации, так и норму прослеживаемости не будут обращаться ревизией и собственно принципа причинности как нормативного начала определенного отношения, но скажутся именно на корректности выделения определяющего именно данный переход (акт преобразования) комплекса причинных связей. Итак, прежде чем формулировать общую концепцию норматива причинности, нам следует рассмотреть все обозначенные здесь ограничения – место причинности в мире (1), ситуативный контур акта, в условие которого собственно и обращается отношение причинности (2), и предел распространения связи фиксации объединяемых цепочкой прослеживаемости актов порождения (3).Однако помимо этого весьма полезным для начатого нами анализа следует понимать и определение общего контура одного следующего условия. Осуществить наш анализ причинности мы предполагаем именно посредством построения нечто четких схем. Или, если конкретизировать, то схем, особенных именно фиксированным соотношением значимости образующих их факторов. Дабы сделать тогда нашу мысль более наглядной, следует воспользоваться тогда подобающей иллюстрацией. Положим, мы исследуем тривиальную ситуацию « капли переполнившей чашу». Именно в момент добавления некоей конкретной капли нам удается заметить на стенке чаши сток образовавшегося избытка жидкости. Но непосредственно обстоятельства опыта не позволяют нам со строгой определенностью утверждать, что здесь имеет место воздействие именно фактора превышения объемом жидкости определенного предела. Безусловности подобной констатации препятствуют вполне допустимые в подобной близкой состоянию переполнения ситуации вынуждаемые действием добавления капли колебания уровня поверхности жидкости. Возможно, если бы нам удалось замедлить операцию вливания очередной капли в чашу, то не развилась бы и ситуация ее переполнения. Подобного рода ситуации, допускающие именно вероятностный характер влияния значимых в них факторов, мы просто откажемся рассматривать уже в силу ограниченности самого искомого нами решения.
Огл. Причинность на положении частного аспекта мироустройства
Данный раздел нашего анализа будет посвящен обоснованию представления, отрицающего статус причинности на положении непременного и обязательного условия любого фрагмента бытия, и признающего за ней права лишь частного аспекта мироустройства. Поскольку причинность мы связываем именно со способностью становления и исчезновения, то в таком случае нам и следует обратиться к доказательству принципа, отождествляющего «мир в целом» в качестве располагающего содержанием, не подчиненным порядку, характерному уже всему тому, что и позволяет его определение на положении именно «последствия проявления причинного отношения». Тогда и ведение нами данного рассуждения будет предполагать применение в нем категорий, что не опираются и не используют никакого определения причинности, поскольку нашей целью собственно и является построение подобного определения. Вследствие принятия подобной посылки нам и следует обратиться к построению представления о нечто «единоприродно разнообразном», но и разнообразном именно в смысле данного происхождения и в подобном же отношении «не долженствующем» друг к другу, где, далее, собственно подобное построение способно исходить исключительно из единственной посылки - использования отличающей нас интуиции. В таком случае вообразим действительность некоторого позволяющего обретение определенных существований основания, что и наделяет характеристики подобных существований спецификой несовпадения в конфигурации при одновременно совпадении в части принадлежности единому признаковому формату. Причем одновременно для подобных характеристик недопустимо и выделение неких объединяющих подобные конфигурации связей долженствования. Фактически нам необходимо обосновать допустимость существования такого нечто, что и отождествляет вложенность в его собственное существование иного существования не более чем на положении привнесенных формы или способа упорядочения. Позволяет ли отличающая нас интуиция подбор требуемых здесь примеров, в частности, того же состояния абсолютного привнесения в некоторый объект некого обретаемого там порядка структурирования? Например, если трансформировать фактически объективно назначаемую некоей палке характеристику «два конца» в форму «начало – конец», то в последнем случае инвариантность данного объекта по признаку «начальность – конечность» будет указывать на сугубо искусственную природу подобного представления. Точно также невозможно допустить, что тому же натуральному ряду чисел «объективно соответствует» определенное счисление – двоичное, десятичное или шестнадцатеричное. Подобным же образом мы встретим затруднения с выделением фонетических форм «я» или «йа» и т.п. Однако именно здесь нам несомненно потребуется построение куда более сложного примера - отождествление объекту такого определенного признака или объема признаков, что и позволяет привнесение в подобный объект рационального для некоей внешней системы упорядочения, различные формы которого, в смысле их собственной начальности, не долженствуют друг по отношению друга. То есть если рассматривать объект существующим как объект (не диверсифицируя характер его существования до уровня «существующего как сумма возможностей мира») и понимать его принципиально нейтральным по отношению к достижимому на некотором другом объекте следующему из некоей общей природы упорядочению, то такая объектно локализованная возможность упорядочения, утратит, несмотря даже на единство природы, возможность долженствования внутри своей страты. А это уже будет означать несущественность для, положим, структуры объекта из 15-ти частей наличия всякого иного объекта со структурой из 3-х частей.
В частности, именно подобным образом мы и способны понимать те же натуральные числа на положении именно тех локализованных на объектах структур, что очевидным образом не выделяют характеристик взаимного долженствования. Здесь исключительно рациональность отличающей именно наше познание практики интерпретации и выступает тем основанием, что и навязывает тем же числам отношения долженствования, хотя 15-ть в «пятнадцати копейках» будет лишено какой-либо связи с 3-мя в «трех пирожках». В противоположном случае, если бы структура не предполагала бы возможности «не быть» тем долженствованием, которым она оказывалась бы обязана более фундаментальной (простой) структуре, то процессы выделения частей, например, разбивание бутылки, в обязательном порядке представляли бы собой порядок именно последовательного ветвления. Однако как хорошо известно из практики, такого пока реально никогда не наблюдается (или – наука пока не знает подобного «влияния упорядочения»). Свойство мира выстраивать порядок «параллельности
», а именно не ограничивать структурирование на основе некоторой природы собственно со стороны вынуждаемых самой данной природой взаимосвязей, говорит о том, что порядок установления отношений параллельности не следует никакому долженствованию внутри своей страты. Мы понимаем это утверждение достаточным аргументом для признания действительности унифицирующего, но не приводящего к наложению долженствования упорядочения. Если позволить себе такое осторожное определение, то математическое структурирование в его способности локализоваться на объектах, пусть хотя бы и в некоторых случаях, но позволяет его понимание упорядочением, никак не связанным долженствованием внутри своей страты. Беспричинная страта, пусть только лишь в качестве страты порядка реализации случая, явно позволяет признание ее действительности, что, собственно, нам и требовалось – дать обоснование разделению мира на две части по признаку «отношения к причинности».Данное сугубо абстрактное рассуждение, вполне возможно, сложно для восприятия в силу непосредственно отличающей его абстрактности. В подобных обстоятельствах лучшим способом пояснения содержащихся в нем заключений следует понимать представление некоей иллюстрации. Так, если имеет место некое событие в физическом мире, содержащее казус ветвления – разбивание оконного стекла камнем, пролив жидкости через сито, распределение тока в узле на несколько параллельных цепей, то характер определяющей реализацию подобных ветвлений причинности никак не предопределяется со стороны собственно формального содержания. Физик в моделировании подобных событий принимает во внимание лишь физическую субстанциональность, не обращая внимания ни на какие следующие из собственно формального структурирования ограничения. Будь иначе, существуй бы «исходящие из условий формальной природы» ограничения, физика бы тогда исходила из такого ограничения в моделировании, как обязательный порядок наращивания разнообразия случайности и исключала бы пролитие воды через 15 дырок решета до момента, пока вода не проходила через 3. Напротив, реальный анализ корпуса современной науки показывает, что упорядочение физического события, определяемое таким основанием как следующее из самих математических начал последовательное расположение разномощных элементов, фактически нигде не встречается.
Какой же, в подобном случае, видовой форме структурной агрегации будет соответствовать тогда именно область «причинных» зависимостей мира? Мир следует понимать тогда располагающим именно таким местобытием причинности, как именно те отличающие его формы структурного упорядочения, что не строятся как принципиально параллельные. Если некий комплекс условности с позиций его структурного упорядочения допускает его определение как «не допускающий параллелизма», то тогда подобный комплекс именно явным образом и будет образовывать некие локализуемые на нем отношения долженствования. В силу этого и любому исследованию уже конкретных форматов причинной зависимости непременно следует исходить из принципа, предполагающего отождествление всякого кандидата в выстраивающий причинные последовательности комплекс условности именно в качестве в чем-то не сводимого к параллельному порядку организации.
Огл. Контур причинно организованной ситуации через призму "позиций чувствительности"
Наше обращение к анализу теперь уже предмета «контура» реализующей отношение причинной зависимости ситуации вновь следует понимать не располагающим неким более надежным источником, нежели характерные нам интуитивные представления. Тогда уже собственно понимание нами подобного рода «зыбкости» нашей начальной позиции и обратится обстоятельством, вынуждающим нас к допущению для некоторых элементов мира возможности обладания, если они обращаются в заместителей позиций в условном «пространстве события», свойством (нейтрального) соседства с участниками события или такого же соседства уже «с соседями» участников события. Если рассматривать огромный корпус философского опыта, то здесь, вполне возможно, за исключением лишь Н. Гартмана, неизвестны осмысленные теории, рассматривающие именно предмет «вовлечения» в течение события. Философский опыт, если он даже и располагает, широко пока никаким образом не прибегает к каким-либо практикам разделения безграничного океана действительности на принадлежащее «зоне» события и на принадлежащее лишь ее окружению. Пока в философском опыте зона события продолжает оставаться предметом некоторого произвольного выбора, допуская включение в ее ореол как значимого, так и, по существу, нейтрального в смысле собственно «сути происходящего» содержанием. Молодой человек способен назначить встречу девушке на улице, в сквере, на бульваре, на площади, и здесь выбор места практически не будет изменять смысл события свидания. Точно также занятия могут переноситься из аудитории в аудиторию, и фермер засевать лишь одну часть своих полей, когда другую – оставлять под парами, и в важном для него практическом смысле несущественно какую именно. Однако подобные ситуации явно подпадут под воздействие именно тех вариантов выбора обстоятельств, когда молодой человек перенесет место свидания из «цветущего сквера» в некий уже именно «грязный» переулок. Точно так же и в фермерском хозяйстве способны встретиться различные по составу почвы поля. И, аналогично, к достижению точки кипения способен приводить как сильный, так и слабый нагрев. И если кулинарная практика предусматривает для данного продукта именно конкретный режим тепловой обработки, то и выбор режима нагревания приобретает существенный смысл. На наш взгляд достаточно и столь скромного списка иллюстраций для постановки в общей форме проблемы особого отличающего событие фактора чувствительности, а, по существу, проблемы «восприятия» вовлеченными в событие сторонами условий, собственно и определяющих отличающую их способность обращения в присутствующих на «поле» подобного события «игроков». Тогда средствами воплощения подобной «чувствительности» фактически и следует понимать именно две вещи: изменение восприемлющей способности того, над чем событие совершается (как и, в том числе, над тем, что в результате события утрачивается, так и над тем, что благодаря ему и образуется), и изменение реактивности у собственно развертывающей событие конкреции. Здесь вновь возможно как приведение достаточно доступных иллюстраций, так и обращение уже к обобщающим заключениям. Обобщению же здесь следует исходить именно из факта наличия некоторой специфики природы сущностей, придающей им особенности в некотором отношении пороговых устройств. Именно на этом, например, и строится аэродинамика, представляющая собой способ придания порядку развертывания ситуации именно такой специфики течения, когда собственно динамика процесса обращается фактором существенного возрастания характеристики упругости газовой среды. Или - если на скорости пешехода аэродинамические эффекты практически «равны нулю», то современные скоростные автомобили уже немыслимы без такого понижающего аэродинамический эффект приспособления, как антикрыло. И в подобной ситуации, когда перечень собственно значимых для течения события условий способен сделаться бесконечным, лучшим вариантом ведения анализа следует понимать именно определение условий нейтрального фона события.
Если исходить именно из уже представленных нами аргументов, то «нейтральной» следует понимать именно отличающую соседний с полем события элемент изменчивость, что не обуславливает отвлечения активности данного взаимодействия на ее употребление или компенсацию. Стоит лишь развитию события перейти на порядок течения, при котором некоторые предоставляемые соседствующими элементами ресурсы обращаются в объекты их компенсации или использования, то тогда подобные элементы уже обнаруживают свойство их вовлечения в течение и данного события. Отсюда и активные составляющие события позволят их понимание, имеющее параллель в системе представлений современного экономического моделирования, на положении именно чувствительных к «предложению», и событие в целом позволит его понимание ограниченным наличием в составе непосредственно окружающего «зону преобразования» соседства утилитарно эффективных ресурсов. Отсюда и контур обеспечивающего возможность построения причинной зависимости комплекса условности и следует понимать выстраиваемым именно конкретными присущими порождающему и порождаемому спецификами их утилитарных проекций, в действительности и обуславливающими отбор в среде окружения наделенных событийно значимыми ресурсами элементов. Тогда анализ уже такого существенного аспекта как объем подобных элементов мы проделаем уже в следующем разделе нашего анализа, посвященном тематике специфического предмета прослеживаемости влияния.
Огл. Прослеживаемость: консолидация vs. ветвление
Именем прослеживаемость мы позволим себе обозначить характеристику отличающей некую конкретную сущность расширяемости в смысле именно характерной ей способности заполнения объемов как пространственной, так и темпоральной и вещественно-структурной природы. Из упомянутых здесь трех именно последнюю мы предлагаем понимать как «раскрытие природы вещественности вглубь», например, как переход от кристалла к межмолекулярным связям, от молекул – к атомам и т.п. Тогда и, на наш взгляд, наилучшим отображением существа подобной возможности распространения ассоциации способен оказаться пример конфигурации распределительной электросети. Или другой возможной иллюстрацией здесь может быть избран метод согласования сигналов двух электрических цепей через оптический переход, где, в том числе, возможны и схемы с двусторонним порядком согласования. Итак, существует некоторое определяемое своими физическими характеристиками положение вещей, источники дестабилизации которого находятся вне циркуляции данного носителя процесса. Например, можно в некотором моделировании ограничиться тем, что редуцировать источник тока в виде выходной (вторичной) обмотки питающего трансформатора, выделив его на положении самодостаточной сущности, и определять изменение характеристик цепи в целом через простое изменение физической характеристики Э.Д.С. «данного источника». Возникает некий «замкнутый» или консолидированный «мир» питающейся от данного источника цепи, в котором присутствует нечто неопределенное «специфика источника», представляющее собой формирующее и, тем самым, ограничивающее начало процесса наведения электрического тока в данной цепи. Но процесс распространения тока в данной цепи можно понимать не просто самодостаточным, но определяемым процессом же распространения магнитного поля в обмотках трансформатора и создать некую «гибридную» схему возмущения, где нарушения в одном процессе будут влечь за собой нарушения и в другом. Более того, поскольку магнитное поле в сердечнике трансформатора создает ток уже его входной обмотки, то схема сопряженных возмущений распространится и на третий процесс, а именно протекания тока во входной цепи трансформатора. Для нашего не более чем структурирующего рассуждения следует отказаться от тщательной регистрации всех физически особых ситуаций общей «среды сопряжения», а обратить внимание на характерную современной конкретной энергетике особенность не употреблять физически предметные схемы, заменяя их метасхемой «передача мощности».
Использование энергетикой относящихся к «метауровеню» схем, если признавать исходным именно уровень тех схем, что ориентированы на физическую специфику процессов, практически позволяет контролировать уже именно характеристику «стабильности уровня отдачи мощности», а не игнорируемую в подобных моделях специфику физических средств непосредственно «доставки мощности». (Естественно, нашему рассуждению сложно рассматривать здесь проблематику многочисленных технически важных деталей, например, реактивной мощности и т.п.) Тогда нам следует выделить две различные специфики консолидации координировано протекающих процессов. Первая - эта та, в которой процесс посредством своего порождения или посредством испытываемого им влияния допускает событийное ответвление другого процесса, ее именно и следует понимать источником такого эффекта, как именно такая сквозная проницаемость координировано протекающих процессов, что именно и позволяет назначение подобным процессам измененных условий течения. Вторая - это та, в которой вследствие образования метафункции (или – метафункциональной схемы) формируется уже условно «транспортно деассоциированная» специфика, что вне зависимости от загрузки каждого конкретного «транспорта», и обращается субъектом, воспринимающим адресацию любого подобного рода возмущения. Фактически, во втором случае имеет место именно выделение характеристики «стабильности течения» (конкретно – «стабильности отдачи мощности»), именно на которую, заданную комплексом особенностей условно «независимого от природы событий» условия и воздействует возмущение. Знание подобных особенностей и позволяет признание уже данной модели достаточной в том отношении, что она и способна оказаться источником некоторых несомненно значимых оценок.
В частности, здесь нам уже оказывается доступной фиксация той свойственной конструкции «консолидированной действительности» возможности, что и обращает подобную действительность «единым комплексом», именно и выделяющимся в силу возможности отождествления с неким конкретным комплексом содержания той общей проницаемости, что отличает именно подобный комплекс содержания в целом. Положим, образцом подобной «консолидированной действительности» можно понимать образующийся в массе земной породы «водоносный слой»: его возникновение обусловлено именно такой структурой залегания грунтов, где ниже проницаемых пластов залегают уже водоотталкивающие слои. В точности та же форма «консолидированной действительности» отличает и то единство социума, что, например, определяется единством носителей языка: характерный пример подобного единства - общности носителей «локально международных» языков, подобных русскому, французскому, испанскому и т.п. Ограничителем экспансии подобной консолидации оказываются тогда либо их естественные границы, либо - сторонние барьеры, в частности, та же изоляция проводящих частей. Основой для формирования уже совершенно иной конструкции оказывается тогда возможность придания некоторой разнородной комбинации либо прямой функциональности, или же метафункциональности, наподобие «веса брутто». Какие бы вспомогательные включения не определяли бы «вес брутто», тем не менее, он обращается началом выделения такой результирующей функции, как потребность в определенной грузоподъемности. Таким образом, мы уже можем посредством теоретической редукции задать следующие две преодолевающие реальность ветвления формы консолидации: ими окажутся пространства проницаемости и вторичные единства функциональности. В подобном отношении и причинность посредством отличающей ее характеристики «прослеживаемости» предстанет «прослеживаемой на» либо пространстве проницаемости, либо же - синтезируемой на «общем поле» преодолевающей реальное расслоение функциональной консолидации. В таком случае именно подобная конфигурация собственно «возможности причинности» предопределит выделение и соответствующего субъекта прослеживания. В первом случае им явится «передаваемое» или «разделяемое» возмущение, во втором случае - уже такая основа, как «единый субъект» формирующей функциональную общность комбинации.
Выделение подобных оснований и позволит, в первом случае, рассмотрение ситуаций «новых подключений» или, во втором, «новых реализаций» функционального единства уже в качестве обособленных синтетических схем прослеживаемости. И подобная специфика будет отождествлять не только приводимый выше случай «истории пирожка», но и, в частности, ситуацию баланса, объединяющего расход топлива электростанцией и отдачу генерируемой мощности. А последняя же сложная зависимость будет позволять ее понимание содержащей еще и особый фактор ситуативной реновации. Хотя, как ни странно, если все же связать воедино получаемую электрическую энергию и затраченную на ее выработку энергию других источников, то подобный «единый комплекс» явно образует тогда уже новую среду проницаемости. Именно неустранимость подобного рода обратимости и позволяет понимание прослеживаемости в качестве принципиально релятивной по отношению к конкретной структуре среды проницаемости специфики.
Огл. Окончательный контур "непараллельной ситуации"
Некоторые уже полученные в настоящем анализе результаты явно предполагают то их обобщение, что и позволяет определение некоторой уже «четкой» ситуации, отделенной от другой ситуации порогом чувствительности и не вовлеченной в пространство проницаемости или вторичное единство функциональности этой второй ситуации на положении именно параллельной ситуации. В смысле же именно природы причинности значимостью будет располагать именно альтернативный непараллельный
тип отношения между различными ситуациями, конфигурация которого и допускает наличие в одном ситуативном контуре по отношению к другому наличие одного из выделенных нами выше условий входа. В качестве подобных «условий входа» способны выступить либо «чувствительность» конфигурирующих ситуацию средств к положению вещей «вокруг» них, либо координация этой ситуации с другими ситуациями или же ее принадлежность пулу носителей общей функциональности. Если тогда обобщить перечисленные здесь характеристики, то «непараллельная форма» координации ситуаций каким-то образом разомкнута в смысле наличия в отличающем подобную координацию во всем прочем «изолирующем» контуре некоего «проницаемого участка». Отсюда и очевидным продолжением данного анализа мы видим определение способа собственно размыкания, выделения проницаемого участка контура, характеристик проницаемости, односторонней или двусторонней, дискретности или континуальности процесса прохождения некоего содержания через подобный участок, хотя с позиций обобщающего истолкования подобные отличия фактически и не столь значимы. Значимой для обобщающего представления следует понимать тогда непосредственно возможность для поддерживаемой, при условии и наличия у нее непроницаемых частей контура, в стабильном положении ситуации быть открытой для совершаемого через проницаемый участок воздействия. А именно, в смысле обобщающей модели значимой следует понимать присущую некоторому положению вещей способность представлять собой адресно открытое к некоторому образующемуся вне подобного комплекса обстоятельств влиянию. Тогда и комплементарным сопряжением для подобного адресно открытого условно стабильного состояния следует понимать и адресно же ориентированную активность. То есть растворитель не допускает его хранения в сосуде из растворяемого им материала, электрическая изоляция не допускает ее выполнения из проводящего ток вещества. И здесь именно в смысле «логики» подобного рода модели «адресом» причиняемого оказывается сумма характеристик проницаемого участка, «адресной спецификой» причиняющего –характеристика потока эмиссии. Тогда в общем смысле «непараллельность межситуативного отношения» и позволит ее понимание именно тем положением вещей, для которого некоторые позиции «акцептора» и «донора» связаны друг с другом каналом эмиссии. Понимание подобного фундаментального принципа и позволяет отказ от модели причинности и переход на использование иной модели – «потока эмиссии» с отличающей подобную модель схемой тела потока, его дистрибуции и концентрации, от момента генезиса подобного «тела» и вплоть до его «расформирования» при уже обращении иным содержанием. Примером этому, в частности, способно явиться накопление аккумулятором электрической энергии посредством образования химических соединений.Однако и фактически рождающаяся из этого специфическая методология выделения причинно-следственных зависимостей посредством именно конституирования «эмиссии» явно обнаружит ограниченность в применении в силу собственно ограниченной жизнеспособности «тела эмиссии», и, помимо этого, практической независимости от нее и обстоятельств формирования подобного «тела». На наш взгляд, возможность преодоления подобных ограничений могут обеспечить лишь методы построения неких «пара- и мета-» схемных конструкций. Если нечто, понимаемое в некотором построении формой прямой репрезентации некоей эмиссии, не позволяет его перенос по некоторому переходу (электрический ток не протекает непосредственно со входа трансформатора на выход), то подобное положение явно требует введения метаформы такого рода эмиссии. Например, введения вместо электрического тока показателя электрической мощности и контроля уже ситуации ее транспортировки по цепи транспортов редуцированного вида. В таком случае и непосредственно специфика непараллельного межситуативного отношения позволит его представление обеспеченным наличием транспорта для неким конкретным образом (прямо, редуцированно и т.д.) представленной эмиссии. Отсюда критерием, позволяющим признание определенной ситуации некоторым образом приемлющей причинный способ организации ее событий преобразования, следует понимать присущую ей возможность выделения транспорта
для либо телесно, либо, безразлично, лишь структурно оформленной эмиссии. Видами подобного рода «транспорта» способны послужить среда (проводник), активность, связанность, свобода и т.п. Или, в подобном понимании, предмет «транспорта» будет позволять приложение к нему следующей интерпретации: «пустой объем» несомненно следует понимать именно нечто создающим возможность позволяющего механическое движение транспортного «канала». Именно в подобном отношении всевозможные уже идеальные формы, сколько угодно комбинируемые между собой наподобие тех же взаимно вписываемых окружности и треугольника, будут комбинироваться именно посредством прямого, а не «транспортного» вхождения. Их никоим образом не будет отличать подчинение правилам конфигурирования контура, выделения проницаемого участка, формирования транспорта и, следовательно, в целом правила построения, что и задают именно порядок, что и определен нами в качестве «причинного». Одновременно и любые восходящие к возможности физического взаимодействия среды, та же социальная среда, именно в силу физикализма их исполнения определенно в своей основе будут предполагать именно эмиссионно-транспортный принцип. Отсюда и характерными, «связанными отношением непараллельности» ситуациями мы будем признавать все те, для которых непосредственно основанием самой объединяющей их связи будет служить собственно способность выделения транспорта для возможно сообщаемой им причиняющей стороной эмиссии. Тем не менее, причинное отношение реализуется не потому, что имеет место «отношение непараллельности» разных ситуаций, а потому, что в среде таких непараллельных ситуаций формируется последовательность доведения эмиссии источника до «потребителя». То есть принцип «непараллельного» комплекса обстоятельств – это не более чем принцип возможности (необходимости), но еще не реальности (достаточности) причинных отношений.Огл. Ситуация эмиссионной активности и реальность причинного отношения
Отличающая некоторую физическую структуру специфика «непараллельности» по отношению к комплементарным к ней в смысле именно подобной непараллельности некоторым возможным условиям никак не препятствует ее сколь угодно долгому пребыванию в подобном состоянии, что никак не приближает собственно момент обращенного на данную структуру воздействия. Металлический астероид бесконечно долго путешествует в космосе, не ржавея в силу просто пустоты свободного космоса. Именно поэтому переход от всего лишь возможности выделения непараллельных комбинаций обстоятельств к стадии уже их соотнесения друг с другом посредством причинного отношения заставляет нас исследовать предмет, позволяющий его определение в качестве нечто эмиссионной активности. И первое, что важно для подобного исследования, - это построение именно такого определение эмиссии, что позволяло бы избежать тавтологии, состоящей в определении подобного понятия посредством самое себя. Акт «эмиссии» уже сам собой представляет собой акт, возможность которого следует из наличия в мире неких непараллельных комплексов обстоятельств. И, далее, уже собственно качество подверженности эмиссии обращается источником порождения других, несколько иных форм непараллельной организации. Устранение, казалось бы, явно неизбежной здесь тавтологии именно и будет следовать из того релятивного представления предмета эмиссии, что собственно и позволит обозначить последнюю как (то же причинное) порождение непараллельности комплекса условий среды ее генезиса притом, что местом приложения функциональности эмиссии уже окажется непараллельность условий среды ее поглощения (утилизации). Выстраивание в нашей модели подобной порядковой последовательности явно невозможно вне именно темпорального разделения мира по условиям обретения в нем многообразных комплексов обстоятельств на ситуационализируемый и предситуативный. Естественно, что условия именно подобного рода модели представят «эмиссию» на положении того очевидного порождения «предситуативного мира», что, будучи наделен возможностью вхождения в «ситуационализируемый» именно так и позволит реализацию потенциальной непараллельности наличествующих в нем начал возможного развития ситуации. В таком случае та определенная «тектоническая» область мира, что и обозначается у нас под именем «ситуационализированного» мира и будет позволять соотнесение с ней возможности эмиссии именно как нечто приходящей из предситуативного мира сингулярности. Чем же именно предстанет тогда уже картина наложения на эмиссию нечто теперь «связей ситуационализированного мира»?
Эмиссия именно такой, какой она и будет позволять ее фиксацию условиями инициируемой ею ситуации, будет представлена в картине подобной ситуации посредством именно структурной (= «сила тока»), но не ситуационализированной формы влияния, организованной в формате некоего «пространства», но лишенной темпоральной измеримости. В своей условной «самотождественной начальности» эмиссия развернет себя не в качестве события преобразования, но в качестве источника обретения нечто условия мощности
. Исключительно подобная редукция и позволит устранение из комплекса содержания эмиссии, по отношению любого из контуров ситуативного среза, какой бы то ни было перспективы ситуационализации уже непосредственно самое эмиссии. Именно подобное построение модели и обеспечит понимание эмиссии нечто атемпоральным содержанием, транспортабельным для переноса на предоставляемом ситуацией-акцептором переносчике. Одновременно эмиссия не утратит здесь и специфики представлять собой нечто «результат порождения», что именно и позволит ей обращение нечто массивом однородного содержания, перешедшего из состояния структурной включенности в структуру более фундаментального порядка, что видно на примере тех же электронов, покидающих вещество и просто перемещающихся «в вакууме». Или, если согласиться на введение уже такой специфики, как «ситуация» эмиссии, то здесь эмиссия обратится именно обретением структурной самодостаточности некоторым ранее структурно интегрированным содержанием. Мы, лишь в качестве комментария, позволим себе отметить, что практически идентичная оценка будет возможна и в отношении инерции. В части же именно функциональной специфики эмиссию будут отличать две следующие функции: первая, функция активизации принадлежащей некоей присущей миру непараллельной форме координации ситуации, и, вторая, образование структуры тенденции. В смысле же именно структуры тенденции спецификой данного источника эмиссии можно признать степень захвата последней определенного объема «ожидающей» ситуативной трансформации непараллельной структуры. В качестве иллюстрации образования тенденции можно привести столь подобающий здесь пример как растекание (безразлично, вязкой среды или, например, заряда). В конечном счете, важно именно понимание, что помимо делающей возможным причинное отношение как таковое характеристики непараллельности, необходимо и выделение реализующего подобное причинное отношение, или - собственно и приводящего в действие ситуативные механизмы эмиссии источника.Принятие предложенных нами требований и позволяет в отношении неких сред непараллельных ситуаций выделение и таких специфических комплексов обстоятельств, как структуры источников активности. В таком случае первое, на что нам сразу же следует обратить внимание, - данный анализ явно не требует обращения к предмету особых компенсаторных механизмов активности, когда, например, гравитационное притяжение уравновешивается центробежным ускорением. Ему следует сосредоточиться именно на рассмотрении проявляющейся «в свободной форме» активности, связанной с реализацией именно нечто однонаправленного процесса: поступление некоторой эмиссии актуально реализует некую конкретную ситуацию из положения некоторой потенциально обеспечившей ее «непараллельности». Тогда мы, поскольку источником комфортных для человеческого «зрения» ощущений служат именно примеры механического взаимодействия, прибегнем к пояснению данного тезиса посредством именно примеров «свободного распространения» активности, - здесь следует вспомнить о случаях растекания жидкости или рассеяния газового облака. С одной стороны, источником активности служат, возможно, некоторые вынужденные состояния (см. 1), с другой – возможность эмиссии явно определяет, если применить здесь критерий устанавливаемой неким структурным форматом меры, существование структурно свободного ресурса пространства. Подобное допущение сохранит справедливость и для испускания электронов и свободного распространения газа, а для жидкости, непременно представляющей собой субъекта собирательного процесса реализации связей притяжения, и потому не подпадающей под подобный порядок, ее условную «активность» можно отождествить с достижением некоего большего «объема» контактной среды (облегания). В таком случае вне зависимости от реальной физики процесса распространения «активности», позволяющей введение как условий понижения напряженности, так и, напротив, ее усиление, условным «вектором активности» события преобразования мы позволим себе понимать направленность именно на контактную дифференциацию. Отсюда в нашем смысле активность будет представлять собой разветвление, и, если некое описание потребует введения понятия «постоянной активности», то подобное разветвление обязательно будет подразумевать и подкрепление новыми порциями активности. Все остальное, способное в смысле нашей модели «сохранять постоянство в отсутствие подкрепления» будет представлять собой статическую реализацию. Отсюда, если активность позволит ее представление своего рода однократным «впрыском», то она потребует ее описания в формате деконсолидации (пусть – диссипации), если же она обнаружит сопряжение с поддержкой посредством механизма подпитки, то будет пониматься как «постоянный фактор» активности (уровень напряжения электрической сети).
В таком случае сама собой данная теоретическая модель предмета активности будет означать и неизбежность ряда следующих оценок. Первое, условие действительности определенной конкреции по имени «активность» следует отождествлять тому некоему отличающему данный ситуативный уровень построения случая положению, что непременно сводится к «гашению» нечто «предситуативного», если активность вносится в порядке однократного поступления. Иным образом активность следует отождествлять, если она возобновляется, уже теперь «востребованию» на множестве комплементарных по характеристике поглощения подобной эмиссии контуров случайности. Далее подобного рода «серийную» по характеристике поглощения активности комплементарность следует понимать условно идентичной спекулятивной схематической имитации «непараллельности» ряда ситуаций испускания и поглощения активности. Но одновременно не следует забывать, что подобного рода непараллельность исключает ее отождествление в качестве какой бы то ни было «предситуативной причины» собственно испускания активности. Выход активности, что не мешает лишний раз повторить, предполагает именно его предситуативный порядок определения и воспроизведение в уже готовую предполагающую непараллельность комбинацию условий. Отсюда и непосредственно порождающая активность причина, если она позволяет ее приравнивание нечто простой деструкции, обязательно уже будет принадлежать более сложной комбинации условий нечто встречной непараллельности. Отсюда будет следовать и необходимость непременной фиксации для причинного отношения двух определяющих его условий, - «обеспечивающего», условия допускающей подобную причинную зависимость непараллельности, и «вызывающего» – условия «возможности входа» уже проявившейся активности в некоторую поглощающую эту активность ситуацию.
Огл. Собственно причинность
Фактически определение такой условности мира, как отношение причинности уже позволило его получение посредством именно исследования предмета «эмиссии активности». Однако фактическое наличие требуемого нам определения ничуть не мешает диверсификации уже условия его достаточности, и тогда нам следует определить собственно способ проведения подобной диверсификации. На наш взгляд, лучшим способом диверсификации фактически уже полученного нами определения причинности следует определить именно феноменологическую конкретизацию точного контура того преобразования, что именно и ассоциируется с данной «единичной» причиной. Причинная специфика как таковая свойственна весьма несходным по отличающему их характеру проявлениям – от банального притяжения, промокания, плавания, прочности до более сложного вырастания, развития, стечения, последовательного синтеза, благоприятствования и многого другого. Как нам представляется, несмотря на объективную природу подобного обширного многообразия форм причинной зависимости, важнейшими составляющими феноменологии формальной структуры любой из них остаются динамика распространения активности и конкретная конфигурация схем оперирующих подобной активностью «эмиссии» и «события поглощения». Более того, подобная спекулятивная схема явно будет допускать и ее дополнение нечто условием воссоединения с такой относящейся к ней надстройкой, как возможность уже межситуативного переноса причинности. Для некоторой конкретной причины здесь иметь место возможность порождения следующей причины, например увеличение потребления сельхозпродукции благодаря падению цен, вызванному хорошим урожаем, выращенному благодаря благоприятным погодным условиям. Однако проблематику «кросспричинных связей» мы предметом нашего анализа сделаем несколько ниже, сейчас позволив себе ограничиться предметом простого и конечного причинного случая, развивающегося всего лишь в пределах контура, задаваемого событием однократного испускания и полного поглощения некоей активности. Даже здесь, несмотря на кажущуюся простоту, течение событий отличает достаточно существенная сложность.
Анализ подобного рода «простого» случая следует начать выделением условий возможности для источника эмиссии активности представлять собой физически «единичное» событие, и доступной ему же в смысле физического существа события возможности допускать такой порядок организации, как построение метасхемы. Очевидной иллюстрацией подобного рода события можно понимать, например, то происходящее с неким кораблем происшествие, что представляет собой протечку в его корпусе одновременно начинающуюся в нескольких расположенных на достаточном удалении местах. И тогда именно понимание всякого простого события, несмотря ни на что, позволяющего его отождествление определенной метасхемой, и поможет нам обрести необходимое нашему анализу исходное понимание специфики «однократного испускания» активности. Под располагающим именно подобной спецификой мы будем понимать физическое событие, все медиаторы которого конституируются в данной модели на положении позволяющих приложение к ним одной и той же монотонной характеристики. Положим, подобного рода пример способна представить следующая иллюстрация: у нас образована одна электрическая цепь, по которой протекает целостный объем заряда, содержащая одно сопротивление, действие тока на которое приводит к испусканию одной порции тепла. Именно подобный характер модели и будет позволять понимание выделенного здесь тепла на положении однократно испущенного. Если же мы вынуждены будем и для подобного представления прибегать к дополнению активной составляющей сопротивления и требующей дополнительного расхода мощности индуктивной составляющей, то это будет означать включение в наше рассуждение той сложности, что, в подобном отношении, удостоверит уже образование появление ситуации многократного порождения активности. В точности так же условная простота схемы исчезнет в случае изменения характера протекающего по цепи тока с «постоянного» на представленный уже несколькими импульсами. Но одновременно следует отдавать себе отчет, что для физической действительности любая обнаруживаемая в ней монотонность будет носить именно условный характер, то есть в определенной мере обнаруживать как релятивность, так и конвенциональность. И, что любопытно, мы одновременно позволяем себе здесь и признание принципа, согласно которому сложная конфигурация поглощения эмитируемой активности условно «параллельными» акцепторами не нарушает условия монотонности подобной причины. Если порыв ветра колышет на флагштоках несколько флагов, то, тем не менее, он при этом остается всего лишь одним порывом ветра. Предложенный нами столь любопытный вывод требует тогда непременного пояснения следующего предмета, - какие именно основания позволяют признание изощренной конфигурации уже «структуры поглощения» активности фактически уже не значимой в смысле именно действительности структуры случая?
На наш взгляд, структура случая продолжает оставаться «простой» и в случае разветвления события на одновременно несколько определяющих его последующее течение ветвей в силу того, что «творцом» случая служат именно обстоятельства эмиссии активности, а не что-либо иное. Причина именно в виде нечто онтологической форматной специфики будет предполагать ее существование именно на положении налагающейся на изначально имеющуюся непараллельность, открытую любой такого рода выводимой (вырывающейся) в «свободное пространство» активности. В таком случае в соотнесении с такой спецификой, как нечто «готовые условия» порождения ситуации подобная монотонная причина и будет представлять собой нечто вносящее конечную определенность условие. И лишь наложение на «ожидающие» порождения ситуации условия нескольких видов воздействия не будет предполагать определенности проявляющихся здесь последствий, поскольку помимо порядка «воздействия на» здесь будет иметь место и возможность взаимного влияния источников воздействия. Именно подобные обстоятельства и вынуждают наш анализ предмета отношения причинности оставить в стороне предмет разветвления события и понимать и событие, в котором активность лишь частично расходуется на его порождение также на положении именно «целостного». Или - в смысле непосредственно специфики отношения причинности фактически не важна специфика конкретной структуры расхода потока активности, но существенно именно условие инициации некоего события, позволяющего его определение, со стороны порождения, конкретно на положении «монотонного».
Предложенное здесь нами понимание предмета контура отношения причинности позволяет нам перейти теперь и к собственно формулировке определения предмета причинности. Следуя тогда уже установленным здесь ограничениям, мы позволим себе отождествление причинности в качестве именно некоей сквозной прослеживаемости порождения в виде эмиссии и переноса через череду событий удерживаемого в состоянии именно монотонной организации потока активности. Если тогда уже обобщить подобную предварительную версию искомого определения, то причинность
– это присущая действительности на основе «непараллельности» (или потенциальной причастности) обстоятельств друг другу способность эмитированной активности так ассоциироваться или вызывать ремиссию, что в смысле таких ассоциированного содержания или повторной эмиссии поглощенная часть активности первичной эмиссии будет полной мерой таких новаций. Иной же порядок построения, исключающий собственно возможность достижения согласованности на уровне монотонных форм, потребует его понимания на положении именно сонаправленного действия нескольких причин. Если, далее, источник порождения определенного события допускает его разложение на определенный «букет» причин, то подобное вовсе не означает, что здесь будет существовать возможность выделения простой условно «суммарной» схемы действия подобных причин. Напротив, более вероятным вариантом схемы одновременно инициируемого несколькими причинами события следует понимать именно образование нечеткой комбинации побудительности. Специфика же именно сочетательной инициации события или специфика сложной причинности явится уже предметом нашего последующего анализа.Огл. Потенциальная реконструктивность условной "сложной" причинности
Нередко предмет некоего сочетания условий, определяемого именно под именем «сложная причинность» представляет собой просто лишь ошибку абстрагирования (в частности, выведенного нами «второго закона абстрагирования»), состоящую в пренебрежении обязательным требованием отделения условий «непараллельности» от аспекта эмиссии активности. Показательным в подобном отношении следует понимать именно пример отождествления на положении «причины» того специфического комплекса условий непараллельности, который на естественном языке носит имя «ловушки» на пути движущихся предмета или агента. В понимании предложенной нами разделяющей «активность» и «непараллельность» модели, «ловушка» будет представлять собой именно условие непараллельности, а не собственно служащую побудительным началом причинной зависимости активность. Тем не менее, это не мешает и существованию в действительном смысле сложных форм причинности, например таких, как объединяющие сообщающее судну поступательное движение вращение винтов и сообщающее ему вертикальную составляющую скорости волнение моря. Далее, в отношении еще одной принципиально особенной группы проблем, выделяемых анализом процессов на основе информационного способа передачи активности, не существует, как нам представляется, оснований для их отнесения к какому-либо самостоятельному формату. Если обратиться к соответствующему примеру влияния получаемых данных на поступки обретающих осведомленность индивидов, например, реакцию вкладчиков на сообщения о неустойчивости банка или потенциальных отдыхающих на факт распространения в курортном районе эпидемии, то здесь имеет место не более чем квазипередача активности, в нашем смысле, если элиминировать информационный формат, эквивалентная физическому способу. Указанные нами особенности заставляют нас обратиться именно к исследованию примера с судном, а именно комбинации, превращающей объект в субъект подвода к нему именно нескольких видов активности.
Некоторые варианты сложной причинности, похожие на приводимый нами пример с судном позволяют объединять замыкаемую на них активность посредством некоторой результирующей. В других случаях сложность содержания объекта позволяет его рассмотрение именно на положении обладателя нескольких возможностей реализации восприемлющей способности, наподобие поглощения им потока излучения либо материального наполнения одновременно с получением же импульса движения. Опять большая в человеческом смысле наглядность механической иллюстрации заставит нас вспомнить именно о корабле, следующем определенным курсом благодаря работе двигателя и, например, одновременно самотеком заполняющим цистерны балластом. Если нам не существенны такие факторы как изменение хода корабля в результате подтопления и зависимость скорости набора балласта от крейсерской (а именно – мы практически не принимаем в расчет перекрестные формы влияний), то у нас появляется модель двух изолированных случаев с двумя же собственными простыми причинами. Если же нам важно перекрестное влияние, и нам следует принять в расчет одновременно и изменение крейсерской скорости, и изменение времени заполнения цистерн, то нам приходится пересмотреть в отношении двух подобных форм прослеживаемости распространения активности и собственно условие монотонности их эмиссии. В таком случае мы предлагаем распространить принцип «монотонности» уже и на «объемопеременную» тенденцию эмиссии активности, подключая сюда такие используемые естественными науками средства математического аппарата как алгебраические функции или исчисление бесконечно малых. В смысле отличающего нас понимания существенно именно то, что сложная форма причинности приводит не к создающему набор из «нескольких монотонностей» разложению, но, как бы то ни было, образует единую тенденцию определяемой в качестве «монотонной» эмиссии. Исключение здесь способно составить лишь определяемое мультиначальностью непостоянство дебита активности в виде условного «алгебраически редуцируемого» постоянства (т.е. в виде относящегося к той же самой математической функции). Другие решения, характерные для не применяющего подобного рода математический аппарат знания, например для продолжающих конструировать свои выводы на фундаменте дискретно-арифметических моделей «гуманитарных наук», просто будут сведены в подобном случае не более чем к приблизительному ответу. То есть, с нашей точки зрения, какие бы формы не принимала бы мультиначальность определенного порождения, для построения причинной модели она требует приведения к условию «монотонности», пусть подобное условие и будет реализовано в специфической математической форме лишь «унифицировано описанного» объема. Если же некоторое содержание мира таково, что условия некоей конкретной населенности позволяют происходить двум и более некоррелирующим процессам (как в случае работы лифта на многопалубном круизном лайнере), то мы все равно располагаем здесь простой причинностью, приводимой, хотя и к одному контуру, но через различные интерфейсы. Более иллюстративен в смысле подобного рода суммирования отдельных тенденций пример витого шнура электробритвы, произвольное изгибание которого никак не определяет уровень тока в его проводящей части, зависимого лишь от создаваемой электродвигателем бритвы нагрузки.
Итак, сложная причинность все равно обращается либо условно в «простую» объемопеременную причинность, что происходит в случае возможности ее представления в качестве доступной для фиксации посредством объединяющей математической функции, либо обращается комбинацией независимых «простых» причин, простота которых определяется «свободной» формой среды, предоставляющей специфическую возможность непересекающейся населенности. Если же имеет место частичное перекрывание причинности в «свободной среде», то перенос активности в зоне перекрывания следует выделить … в статусе еще одного порядка простой причинности. На деле подобный порядок и отличает тот практический анализ, что выделяет, например, фактор «реактивной мощности» электроэнергетической сети. В любом случае, в сравнении с простой, сложная причинность явно исключает ее представление в качестве нечто «второй реальности», позволяя ее редукцию к виду не более чем того или иного порядка суммирования многообразных простых причин.
Огл. Вид причинности "случайность"
В известной мере интенцией данного предпринятого нами исследования следует видеть намерение выяснить такой предмет, как «онтология случайного». «Случайный» источник некоторого присущего миру изменения все равно требует определения в статусе «причинности», только причинности особого рода, но какой именно? Поскольку никакое происшествие, в том числе, и «случайное», невозможно без подвода активности, то, собственно, аспект подвода активности фактически и оказывается, если смотреть с позиций «поля событийности вообще», незначимой в смысле специфики «случайности» особенностью такого типа происшествия. Однако точно такую же оценку невозможно дать такой посылке подобной ситуации как «непараллельность», видимо, и предопределяющей «случайное» уже неким особенным образом. Для «случайного происшествия» невозможна констатация непараллельности в форме «состоявшейся» (если, конечно, такое происшествие … не квазислучайно). Обрызганному машиной прохожему следует оказаться на месте, где машина достаточно быстро проезжает лужу, и только в таком случае и выстраивается подобное состояние непараллельности. То есть подобная «непараллельность» представляет собой результирующее условие цепочки состоявшихся событий, чье распространение по области действительности в целом ... иной раз может захватывать саму данную действительность как таковую (космос, Вселенную). Здесь всё следует понимать именно обуславливающим образование позиции (локации) необходимого «пересечения» – и желание водителя не снижать скорость, и наличие воды, и обстоятельства в жизни прохожего, вынудившие его именно сейчас оказаться в конкретном, фиксируемом данной координатой месте. Фактически подобные обстоятельства таковы, что они исключают их определение на положении непараллельности как состоявшейся в силу стечения именно конечного набора условий.
Тем не менее, прежде чем разбираться в таком любопытном предмете, как случайность, следует несколько более углубиться в предмет собственно типологии непараллельности. Чем именно оказывается «непараллельность» в наиболее элементарном ее понимании? Здесь следует сразу вспомнить о том, что прохожий, в качестве именно физического тела определенной консистенции, явно представляет собой нечто субъект (потенциально возможного) обрызгивания. Если скоростной проезд лужи вызывает рассеивание массы содержащейся воды просто в окружающем воздухе, то не располагающему возможностью удержания конденсированной влаги воздуху в результате подобного происшествия так и не выпадет судьба «оказаться обрызганным». В таком случае нам явно потребуется построение нечто «адекватной» онтологической схемы определяющей всякую случайную ситуацию посредством наполнении именно теми онтологическими форматами, что именно и достаточны для выведения подобной ситуации как случайной. (Для подобного построения мы и предполагаем использовать именно те форматы, что предложены Барри Смитом в его концепции «констуитивной онтологии»). Явным требованием подобной модели при выведении случайности и следует понимать использование двух ее основных форматов - состояния и случая. Именно подобного рода «непараллельность по признаку локализации во времени» и будет означать доступность для маневренного объекта (далее его мы будем обозначать агент) совершения маневра, обеспечивающего его перемещение в данное положение. В таком случае в смысле именно специфики «маневренности» подобного агента появится возможность введения уже условия окончательности случая формирования маневра
. Если мы говорим, что маневр «окончательно» определен в рамках предшествующего ему маневра и создающей данный маневр непараллельности, то мы не говорим о случайном ходе развития, а говорим о его полной детерминированности. Если же нам не удается выделение для некоторого предстоящего агенту маневра всех условий обеспечения его активностью и всех обстоятельств непараллельности, то неизбежным элементом нашей оценки и оказывается тогда составляющая неопределенности. Вроде бы, предпринятая нами попытка усложнения нашего представления о специфике «обстоятельств развития маневра» фактически не приносит нам никаких результатов, поскольку мы здесь явно ограничены аспектом «познаваемости/непознаваемости». Однако физический мир вмещает в себя одно явно позволяющее исключение подобного вывода обстоятельство.Реальностью физического мира явно следует понимать его наполнение никогда не «конечными формами». Все наполняющее физический мир содержание представляет собой исключительно не допускающее его обращение идеальным реальное, непременно предполагающее стандартизацию лишь «до определенного предела». Отсюда и спецификой всякой физической характеристики следует понимать девиантность, и, что с очевидностью из этого следует, и способность к накоплению девиантности. То есть в отношении именно нечто «стандартных агентов» физической действительности невозможно никакое выделение влияния именно их собственной девиантности, что непосредственно и отражает специфику физической действительности «представлять собой физическую», и отсутствует у идеальных структур. Если бы физические структуры именно «как девиантности» определяли бы сами себя, то проблемы бы не было, однако физические реалии отличает способность наследования специфик фактически от довольно большого числа «налагающих свой колорит» особенностей. Если уж предполагать случайность, то онтологическая случайность имеет место в физическом мире в силу предполагаемой здесь способности изначальной неупорядоченности специфической девиантности. Причем это не некоторая дестандартизация, но именно изначально отличающая физически реализуемый порядок стандартизации погрешность. Как нам представляется, любые другие содержащиеся в существующих физических концепциях модели «случайности» представляют собой вариант именно моделирующего, а не собственно онтологического выделения случайности.
Далее, поскольку предпринимаемый нами анализ предмета «случайного» относится именно к философской проблематике, мы вряд ли сможем избежать здесь и проблемы фактической омонимии в употреблении данного имени в языке. Первый смысловой объем понятия «случайное» – это представление о невозможности детерминистической реконструкции порядка течения некоторого случая. Однако помимо этого первого данное понятие способен отличать и некоторый второй характерный ему объем, – оно связано со специфическим пониманием той особенности мира, в которой некоторая локация действительности будет представлять собой «полигон», на котором проявляется активность весьма и весьма значительного числа агентов. Последняя «случайность» будет представлять собой понимание некоторого случая в качестве ситуации контакта данного агента с некоторым достаточно нетипически взаимодействующим с ним другим агентом. Мы не будем касаться здесь аспектов субъективно насыщенного, в частности, в человеческих представлениях, восприятия подобных реалий, а коснемся сугубо философской составляющей. Философией практически мало исследована проблема населенности данной части мира активностью различных агентов; фактически предмет подобной населенности философское понимание сводит к изучению адаптации и адаптируемости конкретного агента к конкретной форме развития контакта. Отсюда для нас, в смысле созданной нами модели причинности, условие «населенности» будет представлять собой проблему характерного для данного агента ресурса наличествующих в данной части мира форм связанной с ним самим непараллельности. Возможно, само многообразие форм непараллельности означает его, многообразия, консолидацию в некую уже «над-» непараллельность, но изучению подобного предмета следует посвятить особую теорию или модель «комбинации населенности». Именно рамкам подобной теории и следует охватить специфическую модель «несистемности» воздействия одних участников такого «общежития» на других его участников, что и позволит выделить основание для более внятного анализа «внезапных», «неожиданных» и «издалека приходящих» обстоятельств.
Огл. Философское значение выделения нормы "причинность"
Генезис категории «причинность» вряд ли допускает его возведение к философскому опыту как таковому, поскольку для непосредственно философской интерпретации идея «причинности» оказывается именно субъектом философского усвоения неких общесмысловых представлений. Однако широкому пониманию, средой становления которого и следует видеть естественный язык, характерно скорее осознание причинности на положении именно атрибута интенционального поля, что и подразумевает отождествление подобному понятию объема, адресующего его использование именно предмету мотива выбора при совершении поступка или принятии решения. Однако в его ни на мгновение не останавливающемся процессе синтеза смыслов язык не ограничивает себя подобным пониманием, и вводит по отношению «причины» и омонимичную первому названному нами употреблению «причину» и в смысле образующего событие условия, скорее в нашем смысле позволяющую ее определение как собственно условие «непараллельности». Но и в своем последующем прогрессе язык минует и данный рубеж своего смыслового синтеза, формируя и понимание «причины» и уже в определенном нами смысле – в качестве уже акта ассоциации некоторыми условиями некоторой имеющейся активности («причина в том, что ветер достиг силы урагана»). Но и философию следует обвинить здесь в недостаточном внимании к структурно-лингвистическому аспекту понятия «причины», поскольку и она, практически уподобляясь в этом общесмысловому синтезу, не отторгает и в создаваемом ею представлении о предмете «причины» смешения картины «непараллельности», и, одновременно, картины эмиссии активности. Отсюда и для философии усвоение несомненной синтетической специфики собственно условия причинности будет иметь значение возможности вывода ее моделей к уровню большей определенности, особенно моделей, реконструирующих как непосредственно физическую действительность, так и те виды действительности, для которых физическая представляет собой неотъемлемое начало (биологическая и социальная).
В подобном отношении исправление для философии ее представлений о «причинности» позволит упорядочить ее способ выстраивания онтологической картины как в большей мере исключающей противоречия и существенно более адекватной в смысле именно точности адресации. Напротив, если философия продолжит игнорировать требование, определяющее необходимость разделения таких форматов как «непараллельность» и «эмиссия активности», объединяя и то, и другое ярлыком анонимного в смысле данного разделения понятия «причина», то именно этим она и блокирует возможность отдельного анализа существующих условий «подготовки» события и непосредственно инициирующей его активности. Мы именно и ожидаем от предложенных нами построений эффекта собственно в части фактической локализации условия «причинности» в более узком контуре именно акта переноса активности. «Причиной» для нас способно явиться вовсе не какое-либо из числа способствующих событию условий, но именно такое из них, что свидетельствует о действии в данных обстоятельствах некоторого наличия, неотъемлемой характеристикой которого допустимо признавать непостоянство захватываемого им на протяжении некоторого периода времени объема пространства. Фактически у нас в качестве «причины» и выступит нечто, что определенно предполагает его отсутствие в данной релятивно построенной схеме статично закрепленных связей, то, для чего условия окружения не позволяют введения некоторой сдерживающей его блокировки. Отсюда «причинность» может пониматься как один из своего рода «всплесков» населяющего мир океана нестабильности, нарушающих недостаточно прочные связи равновесия систем, обладающих восходящей к компенсационной природе устойчивостью. Именно отсюда можно протянуть ниточку к замене предметной (и, потому локальной) науки «физика» некоей всеобщей концепцией «суммы сред», для которых специфичны характеристики «устойчивости» и «неустойчивости». При этом существенным аргументом в пользу предложенной нами модели способно оказаться и обстоятельство, что непосредственно для анализа равновесных систем собственно ситуации равновесия непременно представляют собой картину хотя и блокированной, но условно допускаемой активности (что так неудачно определено посредством принципа, известного как «третий закон Ньютона»).
Однако физический мир «не одинок» в том отношении, что очевидно комплементарной ему реальностью оказывается и мир идеальных формаций. Существование идеальной действительности есть существование, явно не нуждающееся ни в каком выделении «темпорального субстрата». Но одновременно и человек, в качестве заданного комплексом собственных возможностей оператора познания нуждается в понимании идеального именно посредством приложения темпоральных субстратов непосредственно в силу самой присущей его моделям специфики их построения. И исключительно в подобном отношении и возможна констатация, что большее число «образовано» определенным числом меньших, а некоторый формализм математической модели оказывается «доказанным» либо не доказанным. И здесь, относительно так называемых «формальных теорий» и приходится говорить о необходимости эпистемологического укоренения наличествующей в данных сферах опыта фиксации причинности. Радикальный смысл последнего тезиса … просто вряд ли нуждается в каком-либо объяснении.
Для философии теория причинности – это первая ласточка в ее работе над созданием общей онтологии конечно устойчивого сочетания. Акт преобразования представляет собой, в смысле подобной онтологии, как начало, так и продукт собственно ограниченного ресурса стабильности, и действительность диверсифицируется благодаря преобразованию, когда преобразование … следует из диверсификации воспроизводящей его среды. Но рассуждение на подобный предмет, на предмет, например, выделения актуальной и потенциальной, собственной и воспроизводимой в силу дестабилизации неустойчивости – это уже аспекты той самой онтологии, появление которой нам весьма и весьма хотелось бы приветствовать. Во всяком случае, стоит надеяться, что, в конце концов, она сможет обрести какие бы то ни было конкретные очертания.
Огл. Заключение
Как мы уже отметили в предшествующем разделе, основной смысл нашей работы состоял в уточнении собственно форматного начала норматива «причина». Последнюю существующая практика понимания привыкла наделять качеством своего рода «избыточно универсального» и потому нестрогого понятия, не позволяющего оперировать им с должной, как нам представляется, скрупулезностью. Потому нам и хотелось бы надеяться на то, что введение предложенных нами здесь ограничений способно устранить данный недостаток, закрыв для философской спекуляции простор в литературном смысле, но придав уже адресную и аналитическую точность ее конструкции. Конечно, мы не ожидаем, что наши рекомендации, так или иначе, будут услышаны, поскольку наши выводы не связаны с четким практическим приложением, а философия как практикует себя, так и, видимо, продолжит развитие в роли именно полигона свободного нормативного конструирования. Однако мы все же надеемся, что данное рассуждение заставит задуматься как о необходимости придания философскому исследованию большей основательности, так и его переноса на фундамент куда большей, в сравнении с нынешним положением вещей, достаточности.
05.2009 - 05.2013 г.
Литература
1. А. Шухов, Деизолирующее вмешательство - природа источников кинетического выброса, 2007
2. Б. Смит, На основании сущностей, случайностей и универсалий. В защиту констуитивной онтологии, 1997
3. А. Шухов, Редукция системной модели, 2009
4. А. Шухов, Математика как объект онтологического упорядочения, 2005
5 .А. Шухов, Метрологический факт и общая теория комплементарности, 2006