31 декабря 2019

Тексты песен Владимира Высоцкого: 1971 год.


Благодать или благословение...

	Благодать или благословение
	Ниспошли на подручных твоих -
	Дай нам, Бог, совершить омовение,
	Окунаясь в святая святых!

	Все порок, грехи и печали,
	Равнодушье, согласье и спор -
	Пар, который вот только наддали,
	Вышибает, как пули, из пор.

	То, что мучит тебя, - испарится
	И поднимется вверх, к небесам,-
	Ты ж, очистившись, должен спуститься -
	Пар с грехами расправится сам.

	Не стремись прежде времени к душу,
	Не равняй с очищеньем мытье,-
	Нужно выпороть веником душу,
	Нужно выпарить смрад из нее.

	Исцеленье от язв и уродства -
	Этот душ из живительных вод,-
	Это - словно возврат первородства,
	Или нет - осушенье болот.

	Здесь нет голых - стесняться не надо,
	Что кривая рука да нога.
	Здесь - подобие райского сада,-
	Пропуск всем, кто раздет донага.

	И в предбаннике сбросивши вещи,
	Всю одетость свою позабудь -
	Одинаково веничек хлещет.
	Так что зря не вытягивай грудь!

	Все равны здесь единым богатством,
	Все легко переносят жару,-
	Здесь свободу и равенство с братством
	Ощущаешь в кромешном пару.

	Загоняй поколенья в парную
	И крещенье принять убеди,-
	Лей на нас свою воду святую -
	И от варварства освободи!

	Благодать или благословение
	Ниспошли на подручных твоих -
	Дай нам, Бог, совершить омовение,
	Окунаясь в святая святых!

В восторге я! Душа поет!..

	В восторге я! Душа поет!
	Противоборцы перемерли,
	И подсознанье выдает
	Общеприемлимые перлы.

	А наша первая пластинка -
	Неужто ли заезжена?
	Ну что мы делаем, Маринка!
	Ведь жизнь - одна, одна, одна!

	Мне тридцать три - висят на шее,
	Пластинка Дэвиса снята.
	Хочу в тебе, в бою, в траншее -
	Погибнуть в возрасте Христа.

	А ты - одна ты виновата
	В рожденьи собственных детей!
	Люблю тебя любовью брата,
	А может быть, еще сильней!

В голове моей тучи безумных идей...

	В голове моей тучи безумных идей -
	Нет на свете преград для талантов!
	Я под брюхом привыкших теснить лошадей
	Миновал верховых лейтенантов.

	...Разъярялась толпа, напрягалась толпа,
	Нарывалась толпа на заслоны -
	И тогда становилась толпа "на попа",
	Извергая проклятья и стоны.

	Дома я раздражителен, резок и груб,-
	Домочадцы б мои поразились,
	Увидав, как я плакал, взобравшись на круп,-
	Контролеры - и те прослезились.

	Столько было в тот миг в моем взгляде на мир
	Безотчетной, отчаянной прыти,
	Что, гарцуя на сером коне, командир
	Удивленно сказал: "Пропустите!"	
	
	Он, растрогавшись, поднял коня на дыбы -
	Аж нога ускользнула из стремя.
	Я пожал ему ногу, как руку судьбы,-
	Ах, живем мы в прекрасное время!

	Серый конь мне прощально хвостом помахал,
	Я пошел - предо мной расступились;
	Ну, а мой командир на концерт поскакал
	Музыканта с фамилией Гилельс.

	Я свободное место легко отыскал
	После вялой незлой перебранки,-
	Всё не сгонят - не то что, когда посещал
	Пресловутый Театр на Таганке.

	Тесно здесь, но тепло - вряд ли я простужусть,
	Здесь единство рядов - в полной мере!
	Вот уже я за термосом чьим-то тянусь -
	В нем напиток "кровавая Мэри".

	Вот сплоченность-то где, вот уж где коллектив,
	Вот отдача где и напряженье!
	Все болеют за нас - никого супротив,-
	Монолит - без симптомов броженья!

	Меня можно спокойно от дел отстранить,
	Робок я перед сильными, каюсь,-
	Но нельзя меня силою остановить,
	Когда я на футбол прорываюсь!

Видно, острая заноза...

	Видно, острая заноза
	В душу врезалась ему,-
	Только зря ушел с колхоза -
	Хуже будет одному.

		Ведь его не село
		До такого довело.
		
	*
	Воронку бы власть - любого
	Он бы прятал в "воронки",
	А особенно - Живого,-
	Только руки коротки!

	Черный Ворон, что ты вьешься
	Над Живою головой?
	Пашка-Ворон, зря смеешься:
	Лисапед еще не твой!

		Как бы через село
		Пашку вспять не понесло!
		
	*
	Мотяков, твой громкий голос
	Не на век, не на года,-
	Этот голос - тонкий волос,-
	Лопнет раз и навсегда!

		Уж как наше село
		И не то еще снесло!

	*
	Петя Долгий в сельсовете -
	Как Господь на небеси,-
	Хорошо бы эти Пети
	Долго жили на Руси!

		Ну а в наше село
		Гузенкова занесло.

	*
	Больно Федька загордился,
	Больно требовательным стал:
	Ангел с неба появился -
	Он и ангела прогнал!

		Ходит в наше село
		Ангел редко, как назло!

	*
	Эй, кому бока намяли?
	Кто там ходит без рогов?
	Мотякова обломали,-
	Стал комолый Мотяков!

		Так бежал через село -
		Потерял аж два кило!

	*
	Без людей да без получки
	До чего, Фомич, дойдешь?!
	Так и знай - дойдешь до ручки,
	С горя горькую запьешь!

		Знает наше село,
		Что с такими-то было!

	*
	Настрадался в одиночку,
	Закрутился блудный сын,-
	То ль судьбе он влепит точку
	То ль судьба - в лопатки клин.

		Что ни делал - как назло,
		Завертело, замело.

	*
	Колос вырос из побега
	Всем невзгодам супротив.
	Он промыкался, побегал -
	И вернулся в коллектив.

		Уж как наше село
		Снова члена обрело!

	*
	Хватит роги ломать, как коровам,
	Перевинчивать, перегибать,-
	А не то, Гузенков с Мотяковым,
	Мы покажем вам кузькину мать!

Вот я выпиваю, потом засыпаю...

	Вот я выпиваю,
		потом засыпаю,
	Потом просыпаюсь попить натощак,-
	И вот замечаю:
		не хочется чаю,
	А в крайнем случае - желаю коньяк.

	Всегда по субботам
		мне в баню охота,
	Но нет - я иду соображать на троих...
	Тут врали ребяты,
		что есть телепаты,
	И даже читали в газете про их.

	А я их рассказу
		поверил не сразу,-
	Сперва я женился -
		и вспомнил, ей-ей:
	Чтоб как у людей я
		желаю жить с нею,-
	Ан нет - все выходит не как у людей!

	У них есть агенты
		и порпациенты -
	Агенты не знаю державы какой,-
	У них инструменты -
		магнитные ленты,
	И нас они делают левой ногой.

	Обидно, однако -
		вчера была драка:
	Подрались - обнялись,- гляжу, пронесло.
	А агент внушает:
		"Добей - разрешаю!"
	Добил... Вот уже восемь суток прошло.

	Мне эта забота
		совсем не по нраву:
	пусть гнусности мне перестанут внушать!
	Кончайте калечить
		людям кажный вечер
	И дайте возможность самим поступать!
				1966-1971 гг

Вратарь

	Да, сегодня я в ударе, не иначе -
	Надрываются в восторге москвичи,-
	Я спокойно прерываю передачи
	И вытаскиваю мертвые мячи.

	Вот судья противнику пенальти назначает -
	Репортеры тучею кишат у тех ворот.
	Лишь один упрямо за моей спиной скучает -
	Он сегодня славно отдохнет!

		Извиняюсь,
			вот мне бьют головой...
		Я касаюсь -
			подают угловой.
		Бьет десятый - дело в том,
		Что своим "сухим листом"
		Размочить он может счет нулевой.

	Мяч в моих руках - с ума трибуны сходят,-
	Хоть десятый его ловко завернул.
	У меня давно такие не проходят!..
	Только сзади кто-то тихо вдруг вздохнул.

	Обернулся - слышу голос из-за фотокамер:
	"Извини, но ты мне, парень, снимок запорол.
	Что тебе - ну лишний раз потрогать мяч руками,-
	Ну, а я бы снял красивый гол".

		Я хотел его послать -
			не пришлось:
		Еле-еле мяч достать
			удалось.
		Но едва успел привстать,
		Слышу снова: "Вот, опять!
		Все б ловить тебе, хватать - не дал снять!"

	"Я, товарищ дорогой, все понимаю,
	Но культурно вас прошу: пойдите прочь!
	Да, вам лучше, если хуже я играю,
	Но поверьте - я не в силах вам помочь".

	Вот летит девятый номер с пушечным ударом -
	Репортер бормочет: "Слушай, дай ему забить!
	Я бы всю семью твою всю жизнь снимал задаром..." -
	Чуть не плачет парень. Как мне быть?!

		"Это все-таки футбол,-
			говорю.-
		Нож по сердцу - каждый гол
			вратарю".
		"Да я ж тебе как вратарю
		Лучший снимок подарю,-
		Пропусти - а я отблагодарю!"

	Гнусь, как ветка, от напора репортера,
	Неуверенно иду на перехват...
	Попрошу-ка потихонечку партнеров,
	Чтоб они ему разбили аппарат.

	Ну, а он все ноет: "Это ж, друг, бесчеловечно -
	Ты, конечно, можешь взять, но только, извини,-
	Это лишь момент, а фотография - навечно.
	А ну, не шевелись, потяни!"

		Пятый номер в двадцать два -
			знаменит,
		Не бежит он, а едва
			семенит.
		В правый угол мяч, звеня,-
		Значит, в левый от меня,-
		Залетает и нахально лежит.

	В этом тайме мы играли против ветра,
	Так что я не мог поделать ничего...
	Снимок дома у меня - два на три метра -
	Как свидетельство позора моего.

	Проклинаю миг, когда фотографу потрафил,
	Ведь теперь я думаю, когда беру мячи:
	Сколько ж мной испорчено прекрасных фотографий! -
	Стыд меня терзает, хоть кричи.

		Искуситель-змей, палач!
			Как мне жить?!
		Так и тянет каждый мяч
			пропустить.
		Я весь матч борюсь с собой -
		Видно, жребий мой такой...
		Так, спокойно - подают угловой...

Горизонт

	Чтоб не было следов - повсюду подмели.
	Ругайте же меня, позорьте и трезвоньте !
	Мой финиш - горизонт, а лента - край земли,
	Я должен первым быть на горизонте.

	Условия пари одобрили не все,
	И руки разбивали неохотно.
	Условье таково, - чтоб ехать по шоссе,
	И только по шоссе, бесповоротно.

		Наматываю мили на кардан
		И еду параллельно проводам,
		Но то и дело тень перед мотором -
		То чёрный кот, то кто-то в чём-то чёрном.

	Я знаю, мне не раз в колеса палки ткнут.
	Догадываюсь, в чём и как меня обманут.
	Я знаю, где мой бег с ухмылкой пресекут
	И где через дорогу трос натянут.

	Но стрелки я топлю. На этих скоростях
	Песчинка обретает силу пули.
	И я сжимаю руль до  судорог в кистях -
	Успеть, пока болты не затянули!

		Наматываю мили на кардан
		И еду вертикально к проводам.
		Завинчивают гайки. Побыстрее! 
		Не то поднимут трос, как раз где шея.

	И плавится асфальт, протекторы кипят.
	Под ложечкой сосёт от близости развязки.
	Я голой грудью рву натянутый канат.
	Я жив! Снимите черные повязки!

	Кто вынудил меня на жёсткое пари -
	Нечистоплотны в споре и расчетах.
	Азарт меня пьянит, но, как ни говори,
	Я торможу на скользких поворотах!

		Наматываю мили на кардан -
		Назло канатам, тросам, проводам.
		Вы только проигравших урезоньте,
		Когда я появлюсь на горизонте!

	Мой финиш - горизонт - по-прежнему далёк.
	Я ленту не порвал, но я покончил с тросом.
	Канат не пересёк мой шейный позвонок,
	Но из кустов стреляют по колёсам.

	Меня ведь не рубли на гонку завели,
	Меня просили: - Миг не проворонь ты!
	Узнай, а есть предел там, на краю Земли?
	И можно ли раздвинуть горизонты?

		Наматываю мили на кардан.
		И пулю в скат влепить себе не дам.
		Но тормоза отказывают. Кода!
		Я горизонт промахиваю с хода!

Истома ящерицей ползает в костях...

	Истома ящерицей ползает в костях,
	И сердце с трезвой головой не на ножах,
	И не захватывает дух на скоростях,
	Не холодеет кровь на виражах.

	И не прихватывает горло от любви,
	И нервы больше не в натяжку,- хочешь - рви,-
	Повисли нервы, как веревки от белья,
	И не волнует, кто кого,- он или я.

		На коне,- толкни - я с коня.
		Только "не", только "ни" у меня.

	Не пью воды - чтоб стыли зубы - питьевой
	И ни событий, ни людей не тороплю,
	Мой лук валяется со сгнившей тетивой,
	Все стрелы сломаны - я ими печь топлю.

	Не напрягаюсь, не стремлюсь, а как-то так...
	Не вдохновляет даже самый факт атак.
	Сорвиголов не принимаю и корю,
	Про тех, кто в омут головой,- не говорю.

		На коне,- толкни - я с коня.
		Только "не", только "ни" у меня.

	И не хочу ни выяснять, ни изменять
	И ни вязать и ни развязывать узлы.
	Углы тупые можно и не огибать,
	Ведь после острых - это не углы.

	Любая нежность душу не разбередит,
	И не внушит никто, и не разубедит.
	А так как чужды всякой всячины мозги,
	То ни предчувствия не жмут, ни сапоги.

		На коне,- толкни - я с коня.
		Только "не", только "ни" у меня.

	Не ноют раны, да и шрамы не болят -
	На них наложены стерильные бинты!
	И не волнуют, не свербят, не теребят
	Ни мысли, ни вопросы, ни мечты.

	Свободный ли, тугой ли пояс - мне-то что!
	Я пули в лоб не удостоюсь - не за что.
	Я весь прозрачный, как раскрытое окно,
	Я неприметный, как льняное полотно.

		На коне,- толкни - я с коня.
		Только "не", только "ни" у меня.

	Ни философский камень больше не ищу,
	Ни корень жизни,- ведь уже нашли женьшень.
	Не вдохновляюсь, не стремлюсь, не трепещу
	И не надеюсь поразить мишень.

	Устал бороться с притяжением земли -
	Лежу,- так больше расстоянье до петли.
	И сердце дергается, словно не во мне,-
	Пора туда, где только "ни" и только "не".

		На коне,- толкни - я с коня.
		Только "не", только "ни" у меня.

Лошадей двадцать тысяч...

	Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты -
	И хрипят табуны, стервенея, внизу.
	На глазах от натуги худеют канаты,
	Из себя на причал выжимая слезу.

	И команды короткие, злые
	Быстрый ветер уносит во тьму:
	"Кранцы за борт!", "Отдать носовые!"
	И - "Буксир, подработать корму!"

		Капитан, чуть улыбаясь,-
		Молвил только "Молодцы",-
		Тем, кто с сушей расставаясь,
		Не хотел рубить концы.

	Переход - двадцать дней, - рассыхаются шлюпки,
	Нынче утром последний отстал альбатрос...
	Хоть бы - шторм! Или лучше - чтоб в радиорубке
	Обалдевший радист принял чей-нибудь SOS.

	Так и есть: трое - месяц в корыте,
	Яхту вдребезги кит размотал...
	Так за что вы нас благодарите -
	Вам спасибо за этот аврал!

	Только снова назад обращаются взоры -
	Цепко держит земля, все и так и не так:
	Почему слишком долго не сходятся створы,
	Почему слишком часто мигает маяк?!

		Капитан, чуть улыбаясь,
		Молвил тихо: "Молодцы!"
		Тем, кто с жизнью расставаясь,
		Не хотел рубить концы.

	И опять будут Фиджи, и порт Кюрасао,
	И еще черта в ступе и бог знает что,
	И красивейший в мире фиорд Мильфорсаун -
	Все, куда я ногой не ступал, но зато -

	Пришвартуетесь вы на Таити
	И прокрутите запись мою,-
	Через самый большой усилитель
	Я про вас на Таити спою.

		Скажет мастер, улыбаясь,
		Мне и песне: "Молодцы!"
		Так, на суше оставаясь,
		Я везде креплю концы.

	И опять продвигается, словно на ринге,
	По воде осторожная тень корабля.
	В напряженье матросы, ослаблены шпринги...
	Руль полборта налево - и в прошлом земля!

Марафон

	Я бегу, топчу, скользя
	По гаревой дорожке,-
	Мне есть нельзя, мне пить нельзя,
	Мне спать нельзя - ни крошки.

	А может, я гулять хочу
	У Гурьева Тимошки,-
	Так нет: бегу, бегу, топчу
	По гаревой дорожке.

		А гвинеец Сэм Брук
		Обошел меня на круг,-
		А вчера все вокруг
		Говорили: "Сэм - друг!
		Сэм - наш гвинейский друг!"

	Друг-гвинеец так и прет -
	Все больше отставание,-
	Ну, я надеюсь, что придет
	Второе мне дыхание.

	Третее за ним ищу,
	Четвертое дыханье,-
	Ну, я на пятом сокращу
	С гвинейцем расстоянье!

		Тоже мне - хорош друг,-
		Обошел меня на круг!
		А вчера все вокруг
		Говорили: "Сэм - друг!
		Сэм - наш гвинейский друг!"

	Гвоздь программы - марафон,
	А градусов - все тридцать,-
	Но к жаре привыкший он -
	Вот он и мастерится.

	Я поглядел бы на него,
	Когда бы - минус тридцать!
	Ну, а теперь - достань его,-
	Осталось - материться!

		Тоже мне - хорош друг,-
		Обошел на третий круг!
		Нужен мне такой друг,-
		Как его - забыл... Сэм Брук!
		Сэм - наш гвинейский Брут!

Маски

	Смеюсь навзрыд - как у кривых зеркал,-
	Меня, должно быть, ловко разыграли:
	Крючки носов и до ушей оскал -
	Как на венецианском карнавале!

	Вокруг меня смыкается кольцо -
	Меня хватают, вовлекают в пляску,-
	Так-так, мое нормальное лицо
	Все, вероятно, приняли за маску.

	Петарды, конфетти... Но все не так,-
	И маски на меня глядят с укором,-
	Они кричат, что я опять - не в такт,
	Что наступаю на ногу партнерам.

	Что делать мне - бежать, да поскорей?
	А может, вместе с ними веселиться?..
	Надеюсь я - под масками зверей
	У многих человеческие лица.

	Все в масках, в париках - все как один,-
	Кто - сказочен, а кто - литературен...
	Сосед мой слева - грустный арлекин,
	Другой - палач, а каждый третий - дурень.

	Один - себя старался обелить,
	Другой - лицо скрывает от огласки,
	А кто - уже не в силах отличить
	Свое лицо от непременной маски.

	Я в хоровод вступаю, хохоча,-
	Но все-таки мне неспокойно с ними:
	А вдруг кому-то маска палача
	Понравится - и он ее не снимет?

	Вдруг арлекин навеки загрустит,
	Любуясь сам своим лицом печальным;
	Что, если дурень свой дурацкий вид
	Так и забудет на лице нормальном?

	За масками гоняюсь по пятам,
	Но ни одну не попрошу открыться,-
	Что, если маски сброшены, а там -
	Все те же полумаски-полулица?

	Как доброго лица не прозевать,
	Как честных угадать наверняка мне? -
	Все научились маски надевать,
	Чтоб не разбить свое лицо о камни.

	Я в тайну масок все-таки проник,-
	Уверен я, что мой анализ точен:
	Что маски равнодушия у иных -
	Защита от плевков и от пощечин.

Милицейский протокол

	Считай по-нашему, мы выпили не много,-
	Не вру, ей-бога,- скажи, Серега!
	И если б водку гнать не из опилок,
	То что б нам было с пяти бутылок!

	...Вторую пили близ прилавка в закуточке,-
	Но это были еще цветочки,-
	Потом - в скверу, где детские грибочки,
	Потом - не помню,- дошел до точки.

	Я пил из горлышка, с устатку и не евши,
	Но - как стекло был,- остекленевший.
	А уж когда коляска подкатила,
	Тогда в нас было - семьсот на рыло!

	Мы, правда, третьего насильно затащили,-
	Ну, тут промашка - переборщили.
	А что очки товарищу разбили -
	Так то портвейном усугубили.

	Товарищ первый нам сказал, что, мол, уймитесь,
	Что - не буяньте, что - разойдитесь.
	На "разойтись" я тут же согласился -
	И разошелся,- и расходился!

	Но если я кого ругал - карайте строго!
	Но это вряд ли,- скажи, Серега!
	А что упал - так то от помутненья,
	Орал не с горя - от отупенья.

	...Теперь дозвольте пару слов без протокола.
	Чему нас учит семья и школа? -
	Что жизнь сама таких накажет строго.
	Тут мы согласны,- скажи, Серега!

	Вот он проснется утром - протрезвеет - скажет:
	Пусть жизнь осудит, пусть жизнь накажет!
	Так отпустите - вам же легче будет:
	Чего возиться, раз жизнь осудит!

	Вы не глядите, что Сережа все кивает,-
	Он соображает, все понимает!
	А что молчит - так это от волненья,
	От осознанья и просветленья.

	Не запирайте, люди,- плачут дома детки,-
	Ему же - в Химки, а мне - в Медведки!..
	Да, все равно: автобусы не ходят,
	Метро закрыто, в такси не содят.

	Приятно все-таки, что нас здесь уважают:
	Гляди - подвозят, гляди - сажают!
	Разбудит утром не петух, прокукарекав,-
	Сержант подымет - как человеков!

	Нас чуть не с музыкой проводят, как проспимся.
	Я рупь заначил,- опохмелимся!
	И все же, брат, трудна у нас дорога!
	Эх, бедолага! Ну спи, Серега!

Мои похорона

	Сон мне снится - вот те на:
	Гроб среди квартиры,
	На мои похорона
	Съехались вампиры,-

	Стали речи говорить -
	Все про долголетие,-
	Кровь сосать решили погодить:
	Вкусное - на третие.

		В гроб вогнали кое-как,
		А самый сильный вурдалак
		Все втискивал и всовывал,-
		И плотно утрамбовывал,-
		Сопел с натуги, сплевывал
		И желтый клык высовывал.

	Очень бойкий упырек
	Стукнул по колену,
	Подогнал - и под шумок
	Надкусил мне вену.

	А умудренный кровосос
	Встал у изголовия
	И очень вдохновенно произнес
	Речь про полнокровие.

		И почетный караул
		Для приличия всплакнул,-
		Но я чую взглядов серию
		На сонную мою артерию:
		А если кто пронзит артерию -
		Мне это сна грозит потерею.

	Погодите, спрячьте крюк!
	Да куда же, черт, вы!
	Я же слышу, что вокруг,-
	Значит, я не мертвый.

	Яду капнули в вино,
	Ну а мы набросились,-
	Опоить меня хотели, но
	Опростоволосились.

		Тот, кто в зелье губы клал,-
		В самом деле дуба дал,-
		Ну, а мне как рвотное
		То зелье приворотное:
		Здоровье у меня добротное,
		И закусил отраву плотно я.

	Так почему же я лежу,
	Дурака валяю,-
	Ну почему, к примеру, не заржу -
	Их не напугаю?!

	Я б их мог прогнать давно
	Выходкою смелою -
	Мне бы взять пошевелиться, но...
	Глупостей не делаю.

		Безопасный как червяк,
		Я лежу, а вурдалак
		Со стаканом носится -
		Сейчас наверняка набросится,-
		Еще один на шею косится...
		Ну, гад, он у меня допросится!

	Кровожадно вопия,
	Высунули жалы -
	И кровиночка моя
	Полилась в бокалы.

	Погодите - сам налью,-
	Знаю, знаю - вкусная!..
	Нате, пейте кровь мою,
	Кровососы гнусные!

		А сам - и мышцы не напряг
		И не попытался сжать кулак,-
		Потому что кто не напрягается -
		Тот никогда не просыпается,
		Тот много меньше подвергается
		И много больше сохраняется.

	Вот мурашки по спине
	Смертные крадутся,
	А всего делов-то мне
	Было что - проснуться!

	...Что, сказать, чего боюсь?
	(А сновиденья - тянутся)...
	Да того, что я проснусь -
	А они останутся!..

Не заманишь меня на эстрадный концерт...

	Не заманишь меня на эстрадный концерт,
	Ни на западный фильм о ковбоях:
	Матч финальный на первенство СССР -
	Нам сегодня болеть за обоих!

		Так прошу: не будите меня поутру -
		Не проснусь по гудку и сирене,-
		Я болею давно, а сегодня - помру
		На Центральной спортивной арене.

	Буду я помирать - вы снесите меня
	До агонии и до конвульсий
	Через западный сектор, потом на коня -
	И несите до паузы в пульсе.

		Но прошу: не будите меня на ветру -
		Не проснусь как Джульетта на сцене,-
		Все равно я сегодня возьму и умру
		На Центральной спортивной арене.

	Пронесите меня, чтоб никто ни гугу:
	Кто-то умер - ну что ж, все в порядке,-
	Закопайте меня вы в центральном кругу,
	Или нет - во вратарской площадке!

		...Да, лежу я в центральном кругу на лугу,
		Шлю проклятья Виленеву Пашке,-
		Но зато - по мне все футболисты бегут,
		Словно раньше по телу мурашки.

	Вижу я все развитие быстрых атак,
	Уличаю голкипера в фальши,-
	Виже все - и теперь не кричу как дурак:
	Мол, на мыло судью или дальше...

		Так прошу: не будите меня поутру,
		Глубже чем на полметра не ройте,-
		А не то я вторичною смертью помру -
		Будто дважды погибший на фронте.

О поэтах и кликушах

	Кто кончил жизнь трагически - тот истинный поэт,
	А если в точный срок - так в полной мере.
	На цифре 26 один шагнул под пистолет,
	Другой же - в петлю слазил в "Англетере".

	А в тридцать три Христу... (Он был поэт, он говорил:
	"Да не убий!" Убьешь - везде найду, мол.)
	Но - гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил,
	Чтоб не писал и ни о чем не думал. 

	С меня при цифре 37 в момент слетает хмель.
	Вот и сейчас как холодом подуло:
	Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль
	И Маяковский лег виском на дуло.

	Задержимся на цифре 37. Коварен бог -
	Ребром вопрос поставил: или - или.
	На этом рубеже легли и Байрон, и Рембо,
	А нынешние как-то проскочили.

	Дуэль не состоялась или перенесена,
	А в тридцать три распяли, но не сильно.
	А в тридцать семь - не кровь, да что там кровь - и седина
	Испачкала виски не так обильно.

	Слабо стреляться? В пятки, мол, давно ушла душа?
	Терпенье, психопаты и кликуши!
	Поэты ходят пятками по лезвию ножа
	И режут в кровь свои босые души.

	На слово "длинношеее" в конце пришлось три "е".
	Укоротить поэта! - вывод ясен.
	И нож в него - но счастлив он висеть на острие,
	Зарезанный за то, что был опасен.

	Жалею вас, приверженцы фатальных дат и цифр!
	Томитесь, как наложницы в гареме:
	Срок жизни увеличился, и, может быть, концы
	Поэтов отодвинулись на время!

Песенка про прыгуна в длину

		Что случилось, почему кричат?
		Почему мой тренер завопил?
		Просто - восемь сорок результат,-
		Правда, за черту переступил.

	Ох, приходится до дна ее испить -
	Чашу с ядом вместо кубка я беру,-
	Стоит только за черту переступить -
	Превращаюсь в человека-кенгуру.

		Что случилось, почему кричат?
		Почему соперник завопил?
		Просто - ровно восемь шестьдесят,-
		Правда, за черту переступил.

	Что же делать мне, как быть, кого винить -
	Если мне черта совсем не по нутру?
	Видно, негру мне придется уступить
	Этот титул человека-кенгуру.

		Что случилось, почему кричат?
		Стадион в единстве завопил...
		Восемь девяносто, говорят,-
		Правда, за черту переступил.

	Посоветуйте, вы все, ну как мне быть?
	Так и есть, что негр титул мой забрал.
	Если б ту черту да к черту отменить -
	Я б Америку догнал и перегнал!

		Что случилось, почему молчат?
		Комментатор даже приуныл.
		Восемь пять - который раз подряд,-
		Значит - за черту не заступил.

Песня автозавистника

	Произошел необъяснимый катаклизм:
	Я шел домой по тихой улице своей -
	Глядь, мне навстречу нагло прет капитализм,
	Звериный лик свой скрыв под маской "Жигулей"!

	Я по подземным переходам не пойду:
	Визг тормозов мне - как романс о трех рублях,-
	За то ль я гиб и мерз в семнадцатом году,
	Чтоб частный собственник глумился в "Жигулях"!

		Он мне не друг и не родственник,
		Он мне - заклятый враг,-
		Очкастый частный собственник
			В зеленых, серых, белых "Жигулях"!

	Но ничего, я к старой тактике пришел:
	Ушел в подполье - пусть ругают за прогул!
	Сегодня ночью я три шины пропорол,-
	Так полегчало - без снотворного уснул!

	Дверь проломить - купил отбойный молоток,
	Электродрель,- попробуй крышу пропили!
	Не дам порочить наш совейский городок,
	Где пиво варят золотое "Жигули"!

		Он мне не друг и не родственник,
		Он мне - заклятый враг,-
		Очкастый частный собственник
			В зеленых, серых, белых "Жигулях"!

	Мне за грехи мои не будет ничего:
	Я в психбольнице все права завоевал.
	И я б их к стенке ставил через одного
	И направлял на них груженый самосвал!

	Но вскоре я машину сделаю свою -
	Все части есть,- а от владения уволь:
	Отполирую - и с разгону разобью
	Ее под окнами отеля "Метрополь".

	Нет, что-то екнуло - ведь части-то свои! -
	Недосыпал, недоедал, пил только чай...
	Все,- еду, еду регистрировать в ГАИ!..
	Ах, черт! - "москвич" меня забрызгал, негодяй!

		Он мне не друг и не родственник,
		Он мне - заклятый враг,-
		Очкастый частный собственник
			В зеленых, серых, белых "москвичах"!

Песня микрофона

	Я оглох от ударов ладоней,
	Я ослеп от улыбок певиц,
	Сколько лет я страдал от симфоний,
	Потакал подражателям птиц!

	Сквозь меня многократно просеясь,
	Чистый звук в ваши души летел.
	Стоп! Вот тот, на кого я надеюсь,
	Для кого я все муки стерпел.

		Сколько раз в меня шептали про луну,
		Кто-то весело орал про тишину,
		На пиле один играл - шею спиливал,
		А я усиливал, усиливал, усиливал!...

	На низах его голос утробен,
	На верхах он подобен ножу.
	Он покажет, на что он способен,
	Ну, и я кое-что покажу.

	Он поет задыхаясь, с натугой,
	Он устал, как солдат на плацу.
	Я тянусь своей шеей упругой
	К золотому от пота лицу.

		Сколько раз в меня шептали про луну,
		Кто-то весело орал про тишину,
		На пиле один играл - шею спиливал,
		А я усиливал, усиливал, усиливал!...

	Только вдруг... Человече,  опомнись!
	Что поешь? Отдохни, ты устал!
	Это патока, сладкая помесь!			
	Зал! Скажи, чтобы он перестал!

	Все напрасно - чудес не бывает,
	Я качаюсь, я еле стою.
	Он бальзамом мне горечь вливает
	В микрофонную глотку мою.

		Сколько раз в меня шептали про луну,
		Кто-то весело орал про тишину,
		На пиле один играл - шею спиливал,
		А я усиливал, усиливал, усиливал!...

	В чем угодно меня обвините,
	Только против себя не пойдешь.
	По профессии я - усилитель.
	Я страдал, но усиливал ложь.

	Застонал я - динамики взвыли,
	Он сдавил мое горло рукой.
	Отвернули меня, умертвили,
	Заменили меня на другой.

	Тот, другой,- он все стерпит и примет.
	Он навинчен на шею мою.
	Нас всегда заменяют другими,
	Чтобы мы не мешали вранью.

	Мы в чехле очень тесно лежали:
	Я, штатив и другой микрофон,
	И они мне, смеясь, рассказали,
	Как он рад был, что я заменен.

Песня о моем старшине

	Я помню райвоенкомат:
	"В десант не годен. Так-то, брат!
	Таким, как ты, там невпротык,"- и дальше смех,-
		Мол, из тебя какой солдат?
		Тебя хоть сразу в медсанбат.
		А из меня такой солдат, как изо всех.

	А на войне, как на войне.
	А мне и вовсе - мне вдвойне,
	Присохла к телу гимнастерка на спине.
		Я отставал, сбоил в строю.
		Но как-то раз в одном бою,
		Не знаю чем, я приглянулся старшине.

	Шумит окопная братва:
	"Студент! А сколько - дважды два?
	Эй, холостой! А правда, графом был Толстой?
		А кто евоная жена?"
		Но тут встревал мой старшина:
		"Иди поспи, ты не святой, а утром - бой".

	И только раз, когда я встал
	Во весь свой рост, он мне сказал:
	"Ложись!" - и дальше пару слов без падежей,-
		К чему две дырки в голове?"
		И вдруг спросил: "А что, в Москве
		Неужто вправду есть дома в пять этажей?"

	Над нами шквал - он застонал,
	И в нем осколок остывал.
	И на вопрос его ответить я не смог.
		Он в землю лег за пять шагов,
		За пять ночей и за пять снов -
		Лицом на Запад и ногами на Восток.

Приехал в Монако какой-то вояка...

	Приехал в Монако какой-то вояка,
	Зашел в казино и спустил капитал,
	И внутренний голос воскликнул, расстроясь:
	"Эх, елки-моталки,- опять проиграл!"

	Банкрот заорал: "Кто это сказал?!"
	Крупье безучастно плечами пожал,
	Швейцар ему выход в момент указал,
	Тот в глаз ему дал,- ну, в общем, скандал.

	А он все кричал: "Кто это сказал?!
	Мне этот же голос число подсказал!.."-
	Стрельнул себе в рот - и тотчас замолчал.
	Не стало бедняги, и жаль капитал.
				1966-1971 гг
					

Прошла пора вступлений и прелюдий...

	Прошла пора вступлений и прелюдий.
	Все хорошо, не вру, без дураков.
	Меня к себе зовут большие люди,
	Чтоб я им пел "Охоту на волков".

	Быть может, запись слышал из окон,
	А может быть, с детьми ухи не сваришь.
	Как знать? Но приобрел магнитофон
	Какой-нибудь ответственный товарищ.

	И, предаваясь будничной беседе
	В кругу семьи, где свет торшера тускл,
	Тихонько, чтоб не слышали соседи,
	Он взял, да и нажал на кнопку "пуск".

	И там, не разобрав последних слов
	(Прескверный дубль достали на работе),
	Услышал он "Охоту на волков"
	И кое-что еще на обороте.

	И, все прослушав до последней ноты,
	И, разозлясь, что слов последних нет,
	Он поднял трубку: "Автора "Охоты"
	Ко мне пришлите завтра в кабинет".

	Я не хлебнул для храбрости винца
	И, подавляя частую икоту,
	С порога от начала до конца
	Я проорал ту самую "Охоту".

	Его просили дети, безусловно,
	Чтобы была улыбка на лице.
	Но он меня прослушал благосклонно
	И даже аплодировал в конце.

	И об стакан бутылкою звеня,
	Которую извлек из книжной полки,
	Он выпалил: "Да это ж про меня!
	Про нас про всех, какие к черту волки?!"

	Ну все - теперь, конечно, что-то будет.
	Уже три года - в день по пять звонков.
	Меня к себе зовут большие люди,
	Чтоб я им пел "Охоту на волков".

Свой остров

	Отплываем в теплый край
		навсегда.
	Наше плаванье, считай,-
		на года.
	Ставь фортуны колесо
		поперек,
	Мы про штормы знаем все
		наперед.

		Поскорей на мачту лезь, старик! -
		Встал вопрос с землей остро,-
		Может быть, увидишь материк,
		Ну а может быть - остров.

	У кого-нибудь расчет
		под рукой,
	Этот кто-нибудь плывет
		на покой.
	Ну а прочие - в чем мать
		родила -
	Не на отдых, а опять -
		на дела.

		Ты судьбу в монахини постриг,
		Смейся ей в лицо просто.
		У кого - свой личный материк,
		Ну а у кого - остров.

	Мне накаркали беду
		с дамой пик,
	Нагадали, что найду
		материк,-
	Нет, гадалка, ты опять
		не права -
	Мне понравилось искать
		острова.

		Вот и берег призрачно возник,-
		Не спеша - считай до ста.
		Что это, тот самый материк
		Или это мой остров?..
				1970-1971 гг

Случай

	Мне в ресторане вечером вчера
	Сказали с юморком и с этикетом,
	Что киснет водка, выдохлась икра -
	И что у них ученый по ракетам.

	И многих помня с водкой пополам,
	Не разобрав, что плещется в бокале,
	Я, улыбаясь, подходил к столам
	И отзывался, если окликали.

	Вот он - надменный, словно Ришелье,
	Как благородный папа в старом скетче,-
	Но это был - директор ателье,
	И не был засекреченный ракетчик.

	Со мной гитара, струны к ней в запас,
	И я гордился тем, что тоже в моде:
	К науке тяга сильная сейчас -
	Но и к гитаре тяга есть в народе.

	Я ахнул залпом и разбил бокал -
	Мгновенно мне гитару дали в руки,-
	Я три своих аккорда перебрал,
	Запел и запил - от любви к науке.

	Я пел и думал: вот икра стоит,
	А говорят - кеты не стало в реках;
	А мой ученый где-нибудь сидит
	И мыслит в миллионах и парсеках...

	И, обнимая женщину в колье
	И сделав вид, что хочет в песни вжиться,
	Задумался директор ателье -
	О том, что завтра скажет сослуживцам.

	Он предложил мне позже на дому,
	Успев включить магнитофон в портфеле:
	"Давай дружить домами!" Я ему
	Сказал: "Давай,- мой дом - твой дом моделей".

	И я нарочно разорвал струну
	И, утаив, что есть запас в кармане,
	Сказал: "Привет! Зайти не премину,
	В другой раз,- если будет марсианин".

	Я шел домой - под утро, как старик,-
	Мне под ноги катались дети с горки,
	И аккуратный первый ученик
	Шел в школу получать свои пятерки.

	Ну что ж, мне поделом и по делам -
	Лишь первые
		пятерки получают...
	Не надо подходить к чужим столам
	И отзываться, если окликают.

Так дымно, что в зеркале нет отраженья...

	Так дымно, что в зеркале нет отраженья
	И даже напротив не видно лица,
	И пары успели устать от круженья,-
	Но все-таки я допою до конца!

		Все нужные ноты давно
			сыграли,
		Сгорело, погасло вино
			в бокале,
		Минутный порыв говорить -
			пропал,-
		И лучше мне молча допить
			бокал...

	Полгода не балует солнцем погода,
	И души застыли под коркою льда,-
	И, видно, напрасно я жду ледохода,
	И память не может согреть в холода.

		Все нужные ноты давно
			сыграли,
		Сгорело, погасло вино
			в бокале,
		Минутный порыв говорить -
			пропал,-
		И лучше мне молча допить
			бокал...

	В оркестре играют устало, сбиваясь,
	Смыкается круг - не порвать мне кольца...
	Спокойно! Мне лучше уйти улыбаясь,-
	И все-таки я допою до конца!

		Все нужные ноты давно
			сыграли,
		Сгорело, погасло вино
			в бокале,
		Тусклей, равнодушней оскал
			зеркал...
		И лучше мне просто разбить
			бокал!

Так случилось - мужчины ушли...

	Так случилось - мужчины ушли,
	Побросали посевы до срока.
	Вот их больше не видно из окон -
	Растворились в дорожной пыли.

	Вытекают из колоса зерна -
	Эти слезы несжатых полей.
	И холодные ветры проворно
	Потекли из щелей.

		Мы вас ждем - торопите коней!
		В добрый час, в добрый час, в добрый час!
		Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины.
		А потом возвращайтесь скорей!
		Ивы плачут по вас,
		И без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины.

	Мы в высоких живем теремах,
	Входа нет никому в эти зданья -
	Одиночество и ожиданье
	Вместо вас поселилось в домах.

	Потеряла и свежесть и прелесть
	Белизна неодетых рубах,
	Даже старые песни приелись
	И навязли в зубах.

		Мы вас ждем - торопите коней!
		В добрый час, в добрый час, в добрый час!
		Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины.
		А потом возвращайтесь скорей!
		Ивы плачут по вас,
		И без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины.

	Все единою болью болит,
	И звучит с каждым днем непрестанней
	Вековечный надрыв причитаний
	Отголоском старинных молитв.

	Мы вас встретим и пеших, и конных,
	Утомленных, нецелых, - любых.
	Только б не пустота похоронных
	И предчувствие их.

		Мы вас ждем - торопите коней!
		В добрый час, в добрый час, в добрый час!
		Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины.
		А потом возвращайтесь скорей!
		Ивы плачут по вас,
		И без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины.

Целуя знамя в пропыленный шелк...

	Целуя знамя в пропыленный шелк
	И выплюнув в отчаянье протезы,
	Фельдмаршал звал: "Вперед, мой славный полк!
	Презрейте смерть, мои головорезы!"

	И смятыми знаменами горды,
	Воспалены талантливою речью,-
	Одни стремились в первые ряды -
	Расталкивая спины и зады,
	И первыми ложились под картечью.

	Хитрец - и тот, который не был смел,-
	Не пожелав платить такую цену,
	Полз в задний ряд - но там не уцелел:
	Его свои же брали на прицел -
	И в спину убивали за измену.

	Сегодня каждый третий - без сапог,
	Но после битвы - заживут, как крезы,-
	Прекрасный полк, надежный, верный полк -
	Отборные в полку головорезы!

	А третьи средь битвы и беды
	Старались сохранить и грудь и спину,
	Не выходя ни в первые ряды,
	Ни в задние,- но как из-за еды,
	Дрались за золотую середину.

	Они напишут толстые труды
	И будут гибнуть в рамах, на картине,-
	Те, что не вышли в первые ряды,
	Но не были и сзади - и горды,
	Что честно прозябали в середине.

	Уже трубач без почестей умолк,
	Не слышно меди, только звон железа,
	Ах, славный полк, надежный верный полк,
	В котором сплошь одни головорезы.

	Но нет, им честь знамен не запятнать,
	Дышал фельдмаршал весело и ровно,-
	Чтоб их в глазах потомков оправдать,
	Он крикнул: "Кто-то должен умирать -
	А кто-то должен выжить,- безусловно!"

	И нет звезды тусклее, чем у них,-
	Уверенно дотянут до кончины,
	Скрываясь за отчаянных и злых
	Последний ряд оставив для других -
	Умеренные люди середины.

	...В грязь втоптаны знамена, смятый шелк,
	Фельдмаршальские жезлы и протезы.
	Ах, славный полк!.. Да был ли славный полк,
	В котором сплошь одни головорезы?

Я весь в свету, доступен всем глазам...

	Я весь в свету, доступен всем глазам,-
	Я приступил к привычной процедуре:
	Я к микрофону встал как к образам...
	Нет-нет, сегодня - точно к амбразуре.

	И микрофону я не по нутру -
	Да, голос мой любому опостылит,-
	Уверен, если где-то я совру -
	Он ложь мою безжалостно усилит.

		Бьют лучи от рампы мне под ребра,
		Светят фонари в лицо недобро,
		И слепят с боков прожектора,
		И - жара!.. Жара!.. Жара!

	Он, бестия, потоньше острия -
	Слух безотказен, слышит фальшь до йоты.
	Ему плевать, что не в ударе я,-
	Но пусть я верно выпеваю ноты!

	Сегодня я особенно хриплю,
	Но изменить тональность не рискую,-
	Ведь если я душою покривлю -
	Он ни за что не выправит кривую.

		Бьют лучи от рампы мне под ребра,
		Светят фонари в лицо недобро,
		И слепят с боков прожектора,
		И - жара!.. Жара!.. Жара!

	На шее гибкой этот микрофон
	Своей змеиной головою вертит.
	Лишь только замолчу - ужалит он,-
	Я должен петь - до одури, до смерти.

	Не шевелись, не двигайся, не смей!
	Я видел жало - ты змея, я знаю!
	И я сегодня - заклинатель змей:
	Я не пою - я кобру заклинаю!

		Бьют лучи от рампы мне под ребра,
		Светят фонари в лицо недобро,
		И слепят с боков прожектора,
		И - жара!.. Жара!.. Жара!

	Прожорлив он, и с жадностью птенца
	Он изо рта выхватывает звуки,
	Он в лоб мне влепит девять грамм свинца,-
	Рук не поднять - гитара вяжет руки!

	Опять!! Не будет этому конца!
	Что есть мой микрофон - кто мне ответит?
	Теперь он - как лампада у лица,
	Но я не свят, и микрофон не светит.

	Мелодии мои попроще гамм,
	Но лишь сбиваюсь с искреннего тона -
	Мне сразу больно хлещет по щекам
	Недвижимая тень от микрофона.

		Бьют лучи от рампы мне под ребра,
		Светят фонари в лицо недобро,
		И слепят с боков прожектора,
		И - жара!.. Жара!.. Жара!

Я все вопросы освещу сполна...

	Я все вопросы освещу сполна -
	Дам любопытству удовлетворенье!
	Да, у меня француженка жена -
	Но русского она происхожденья.

	Нет, у меня сейчас любовниц нет.
	А будут ли? Пока что не намерен.
	Не пью примерно около двух лет.
	Запью ли вновь? Не знаю, не уверен.

		Да нет, живу не возле "Сокола"...
		В Париж пока что не проник.
		Да что вы все вокруг да около -
		Да спрашивайте напрямик!

	Я все вопросы освещу сполна -
	Как на духу попу в исповедальне!
	В блокноты ваши капает слюна -
	Вопросы будут, видимо, о спальне...

	Да, так и есть! Вот густо покраснел
	Интервьюер: "Вы изменяли женам?" -
	Как будто за портьеру подсмотрел
	Иль под кровать залег с магнитофоном.

		Да нет, живу не возле "Сокола"...
		В Париж пока что не проник.
		Да что вы все вокруг да около -
		Да спрашивайте напрямик!

	Теперь я к основному перейду.
	Один, стоявший скромно в уголочке,
	Спросил: "А что имели вы в виду
	В такой-то песне и в такой-то строчке?"

	Ответ: во мне Эзоп не воскресал,
	В кармане фиги нет - не суетитесь,-
	А что имел в виду - то написал,-
	Вот - вывернул карманы - убедитесь!

		Да нет, живу не возле "Сокола"...
		В Париж пока что не проник.
		Да что вы все вокруг да около -
		Да спрашивайте напрямик!
				1970-1971 гг

Я теперь в дураках...

	Я теперь в дураках - не уйти мне с земли -
	Мне поставила суша капканы:
	Не заметивши сходней, на берег сошли -
	И навечно - мои капитаны.

	И теперь в моих песнях сплошные нули,
	В них все больше прорехи и раны:
	Из своих кителей капитанских ушли,
	Как из кожи, мои капитаны.

		Мне теперь не выйти в море
		И не встретить их в порту.
		Ах, мой вечный санаторий -
		Как оскомина во рту!

	Капитаны мне скажут: "Давай не скули!"
	Ну а я не скулю - волком вою:
	Вы ж не просто с собой мои песни везли -
	Вы везли мою душу с собою.

	Вас встречали в порту толпы верных друзей,
	И я с вами делил ваши лавры,-
	Мне казалось, я тоже сходил с кораблей
	В эти Токио, Гамбурги, Гавры...

		Вам теперь не выйти в море,
		Мне не встретить их в порту.
		Ах, мой вечный санаторий -
		Как оскомина во рту!

	Я надеюсь, что море сильней площадей
	И прочнее домов из бетона,
	Море - лучший колдун, чем земной чародей,-
	И я встречу вас из Лиссабона.

	Я механиков вижу во сне, шкиперов -
	Вижу я, что не бесятся с жира,-
	Капитаны по сходням идут с танкеров,
	С сухогрузов, да и с "пассажиров"...

		Нет, я снова выйду в море
		Или встречу их в порту,-
		К черту вечный санаторий
		И оскомину во рту!

Я тут подвиг совершил...

	Я тут подвиг совершил -
	Два пожара потушил.
	Про меня вчера в газете напечатали.
	И вчера ко мне припер 
	Вдруг японский репортер -
	Обещает кучу всякой всячины.

	"Мы,- говорит,- организм ваш
	Изучим до йот,
	Мы запишем баш на баш 
	Наследственный ваш код".

		Но ни за какие иены
		Я не продам свои гены,
		Ни за какие хоромы
		Не уступлю хромосомы!

	Он мне "Сони" предлагал,
	Джиу-джитсою стращал,
	Диапозитивы мне прокручивал.
	Думал, он пробьет мне брешь -
	Чайный домик, полный гейш,-
	Ничего не выдумали лучшего!

	Досидел до ужина - 
	Бросает его в пот.
	"Очень,- говорит,- он нужен нам,
	Наследственный ваш код".

		Но ни за какие иены
		Я не продам свои гены,
		Ни за какие хоромы
		Не уступлю хромосомы!

	Хоть японец желтолиц -
	У него шикарный блиц:
	"Дай, хоть фотографией порадую!"
	Я не дал: а вдруг он врет?-
	Вон, с газеты пусть берет -
	Там я схожий с ихнею микадою.

	Я спросил его в упор:
	"А ну,- говорю,- ответь:
	Код мой нужен, репортер,
	Не для забавы ведь?.."

		Но ни за какие иены
		Я не продам свои гены,
		Ни за какие хоромы
		Не уступлю хромосомы!

	Он решил, что победил,- 
	Сразу карты мне открыл,-
	Разговор пошел без накомарников:
	"Код ваш нужен сей же час -
	Будем мы учить по вас
	Всех японских нашенских пожарников".

	"Эх, неопытный народ!
	Где до наших вам!
	Лучше этот самый код -
	Я своим отдам!
		1966-1971 гг