Вступление к истории:
Историю боевых машин ракетной артиллерии СССР описываю я, Маленков Семён Кузьмич, сын ветерана и героя ВОВ Маленкова Кузьмы Илларионовича, мастера вооружений, командира "Катюши" с 1942 по 1945 годы.
Я немного причастен к более поздним ракетным войскам, так как окончил военную кафедру МАТИ в 1974 году со специальностью "оператор оперативно-тактических ракет"[1], с защитой основной дипломной работы на тему "Типовой технологический процесс изготовления корпусных деталей гироскопических приборов"[2] по специальности "авиационное приборостроение" с "отличием" и со сказочным[3] экономическим эффектом прибыли в 1500 %.
Если бы меня направили создавать новейшую технику, то и в авиации, и в ракетостроении ещё в 70-х годах могли бы появиться мои образцы со сказочными параметрами. Конечно, и без моего участия были созданы прекрасные образцы техники. Но на моём примере можно сказать, что конкурсного отбора в тематические бригады не было, многих сотрудников репрессировали за возражения начальству, среди которых было больше карьеристов, чем гениев.
Меня на 2 года сослали (призвали) в войска РВСН[4] за создание условий безработицы[5] (считай - "тунеядства"[6]) в СССР, что противоречило установкам ЦК КПСС и даже законам. Прибыль и требование той же КПСС на внедрение работ, защищённых с "отличием", и обязанность направить автора в аспирантуру - безнаказанно[7] проигнорировали. Аспиранты и их разработки стране не нужны[8]. Никем другим не заменить[9] места у ракет?
В РВСН пришлось забыть, чему 5 лет учили, в двухнедельные сроки переучиваться и сдавать экзамены на "инженера расчёта обслуживания приборной части борта" (бортовика) стратегической двухступенчатой жидкостной ракеты. Кто-то в стране зря получал зарплату и не обучил нужных спецов к нужному сроку.
Я стал золотой пробкой[10] в этой дыре. За 2 недели самоподготовки с чемоданом книг - я опять сдал на "5" экзамены на новую специальность для службы в ОРР (отделение регламентных работ). Не я один, нас из МАТИ прислали 5 выпускников. Каждый сдавал экзамен не "вообще", как в ВУЗе, а на свою конкретную должность.
За 2 недели осваивать другие специальности нас не учили!
Я (и мои "одноВУЗники") стал дважды ракетчиком.
Но эти чудеса мы уже делали сами в студенческих строительных отрядах (ССО) после 1 и 2 курсов. Я стал землекопом[11], трубоукладчиком канализации[12], теодолитчиком, бетонщиком на производстве и на укладке бетона, штукатуром, кровельщиком[13], битумщиком, стропальщиком, плотником[14]... Мы за 2 месяца выполняли местный 5-летний план, и с высшим качеством, иначе на нас списали бы весь брак, отправили бы домой без штанов и зарплат. Ничего из полученных профессий, защищённых Актами приёмки работ, не вписали в Трудовую книжку (у кого были, как у меня). Остальным даже Трудовые книжки не "заводили". Так мы вступали в жизнь с нарушениями наших и общих прав и правил.
В боевых расчётах офицеры свою ракету почти не видели, и точно не щупали[15]. Они работали в подземной бетонной пультовой комнате. А вот офицеры и солдаты ОРР знали ракету наощупь.
Но через некоторое время на "заткнутое мной" место прислали офицера их училища. Меня попросили ещё раз за 2 недели выучить на экзамен ещё одну профессию - инженера регламентных работ (пультовика). Ракета та же, уже ощупанная в проверках в ангаре и в пусковой шахте, тот же коллектив. Это многое облегчает. Только работать надо не на стыковке разъёмов кабелей (что очень просто), а на большом пульте проверок.
Опять сдал на "5" экзамены. Третья моя ракетная специальность. И это не предел! Мой командир капитан Важов, имел значок "мастера", то есть (единственный в полку!) умел работать с ракетой на месте любого офицера полка.
Я сразу вспомнил отца, мастера вооружений на "катюше", которому тогда никаких разрядных значков не давали. Был ли в его полку ещё хоть один "мастер"? У солдат была одна задача - победить врага, а не всем другим профессиям по дороге обучаться.
Но экзамены продолжались. Мы с Важовым на зимних учениях 74-75 года простудились. Мне досталось воспаление лёгких, ему - воспаление щитовидки. При 30-40 градусов мороза - мощная вентиляция в шахте[16]. Я выкарабкался, а щитовидка командира удушила по вине врачей. И на место МАСТЕРА и командира ОРР - никого в запасе не было.
Наши пульты были в одной комнате. Каждый - более размаха рук. И метр между ними для прохода при обслуживании. Ни нажать, ни увидеть на соседнем ничего мне нельзя. Запасных офицеров нет. И из боевых расчётов не возьмёшь. Ни замполит, ни командир шахты, ни командир полка - эту работу тоже не знают, да и срочно обучиться не кинулись!
Хотя ведь могли бы!?
Мне пришла мысль с нарушением правил:
на куске листового оргстекла нарисовал (по памяти) и потом выгравировал (дома!) мнемоническую схему (последовательность команд и срабатываний с контрольными данными) испытаний и пуска ракеты. Размером с "секретный" чемоданчик, в котором получали книгу-инструкцию пусковых испытаний, чуть больше двух книг рядом. На месте каждого срабатывания и контрольных данных - зашлифовал мелкой наждачной бумагой матовое место для карандашных отметок.
На месте "мастера" надо было временно использовать кого-то из солдат "борта", который частично понимал происходящее, но не мог это помнить и осмысливать. У меня должна быть такая же табличка, чтобы командовать ему - что нажать, что увидеть и записать на оргстекле. Самому надо было отмечать на своей табличке показания обоих пультов.
Должен бы быть между нами сержант-связной, который бы видел срабатывания обоих пультов и записи на обоих табличках, контролировал бы возможность ошибки.
Но нормативы ведь таковы, что нажать, увидеть и доложить по связи - можно, а записать, сравнить, изменить, перепроверить - времени нет. Не уложился в норматив - "2" и расчёту, и шахте, и всему полку!
Думать об этом и то было преждевременно:
по уставу надо было о такой идее доложить командиру полка, он должен был уведомить замполита и командира шахты, начальника секретной части, офицера КГБ, командира дивизии. Сто процентов уверенности, что никто из них не согласился бы не только отклониться от приказов и инструкций, но даже не попросил бы обдумать предложение - командованию "выше". Хоть один бы "против" - и перешагнуть инструкции не получится.
"Наверху" мало кто мог иметь опыт "мастера" Важова, чтобы оценить последствия риска. Ведь пульты бы сработали, но надо знать конкретных солдат, можно ли кому такое доверить? Ведь перед этим всем почём зря принуждали ставить "5" ради получения знамени "отличного полка". Солдат развратили, они перестали учиться... Они уже дважды воткнули в боевые кабели иголки!
Не до подготовки подвигов, если надо было тут работать военным следователям.
Если бы меня застали за копированием схемы проверки и пуска, да ещё после стольких ЧП - сдали бы под трибунал. Доказывай там, что не для чужой разведки рисовал!
Не доложил идеи по команде, не попросил утверждения, поручения, не получил их - уже 3 преступления!
Офицер не уверен в своих командирах - ЧП, беда! Но не факт, что заменят командира, скорее офицера заменят на уверенно-послушного.
Рисование схемы пуска по памяти дома - тоже преступление. Она может достаться врагу.
Что говорить о её гравировке на листе, который при нападении нельзя проглотить или сжечь! Мне это надо было сделать (хотя и нельзя!) за один вечер, чтобы утром уже отнести в часть, сдать в "секретку", доложить предложение, а там - будь, что будет!
Тюрьма до испытания или после - нормальному была не нужна совсем.
Перед этим, я, как бы невзначай, обсудил отдельно с офицерами ОРР две кандидатуры на обучение работе за пультом Важова. Все были уверены, что солдата или сержанта за пульт офицера не разрешат сажать даже для пробного обучения. Нарушение уровня доступа к секретной информации. У него через полгода - "дембель", а он знает схему пуска ракеты!?.. И насильно на "сверхсрочку" не оставишь! За всю историю РВСН так секреты солдату не сдавали!
Но я-то знал, что "катюшами" в Великую Отечественную командовали офицеры, а мой отец командовал в чине сержанта. И даже дважды обрекал себя на самоподрыв[17] с окружённой "катюшей", и ума хватило оба раза (с нарушением приказа - умереть) - выжить. И на это не мог послать его командир.
И сегодня - не война. И сегодня не посылают умереть. Но сегодня надо выжить, когда возможно не исполнение боевой задачи полка. Исполнение боевой задачи надо обеспечить. Можно ли при этом другие приказы и инструкции нарушить?
Отец рискнул, нарушил, и его не сдали в трибунал. И я решил нарушить, а потом - пусть думают.
Мне хотелось обеспечить выполнение боевой задачи. Командиры пока ничего не придумали. Запасной и обученный офицер прибудет не скоро. Свои сами не обучаются[18]. Приказом никто обучиться не назначен.
А приказ на пуск может быть в любой час. А полк не готов.
Я обеспечил, как мог. Прав ли я?
Утром я явился в часть с листом плекса за оттопыренной пазухой шинели. Собрал перед построением офицеров ОРР, поставил их перед фактом. Пойду сдаваться к командиру не с идеей, а с готовым инструментом исполнения. Если сразу лист не отправит на уничтожение, а меня - под арест, то готовьтесь к учебной тревоге.
Командир, устроивший принудительное "опятёрычевание" солдат ради получения знамени "отличной части" - не хотел сам отвечать ни за "да", ни за "нет". Он вызвал замполита, уведомил его об обстоятельствах моего преступления.
Как быть? "По жопе" получать за "недогляд" за таким придурком из профсоюза - всё равно получить придётся. Знамя отнимут...
Скрыть и пустить лист под фрезу
А если он ещё эту картинку где-нибудь прикопировал?
Замполит у нас был очень умный. Доложить в дивизию придётся сегодня же. Но хоть час есть, чтобы проверить идею?
Как быть с осведомлением солдата? Но он пока ведь останется в части! А потом подумаем.
Объявили сбор ОРР.
Команда рванула в ангар с ракетой, офицеры - в "секретку" за чемоданами и книгами, за оружием, которое надо было получить при каждой тревоге.
Проблема выпрыгнула, как чёрт из табакерки.
Из двух солдат, что я с офицерами обсудили накануне - один сразу отказался. За солдатскую зарплату иметь такие заботы Зачем? Ни проблемы, ни подвиги ему не нужны. Он даже имел право и обязанность доложить о сомнительном предложении "кому надо", командиру полка и\или офицеру КГБ.
Но второй понимал проблему с невосполнимым отсутствием капитана, согласился попробовать. Я с двумя офицерами провели короткий курс по табличке, не объясняя сполна, как по книге. Понял.
Первая всем знакомая команда на проверку исправности и готовности ракеты.
И сразу - замедленно, но без ошибок!
Вторая команда на проверку исправности и готовности ракеты.
Быстрее, но без ошибок!
Третья команда на проверку, - и норматив выполнили!
Кое-кого и трясло от волнений.
Мою пластину-подлянку командир полка закрыл в свой сейф. Он не мог принудить начальника "секретной" части её принять. Нет такой единицы хранения в описи! Я получал её на каждые испытания. А их оказалось много, в том числе и на боевых ракетах в шахте.
ОРР уверенно выполняло нормативы испытаний на "4" и "5", хотя расчёты пуска получили несколько НеБГ[19], "2". И никто из кадровых не застрелился от позора.
И в какой-то день мою пластину оформили в секретку, легализовали.
Но скоро мне устроили "судный день". В кабинете командира полка было много проверяющих, не было только Бога и ключаря рая. Все проверки шли не в честь моей пластины, а в честь моего рапорта о приписках ради ложно полученного знамени Отличного полка, и о жестоком отношении к вдове погибшего капитана Важова.
Главный вопрос: почему он нарушил Устав?
Спрашивали о рапорте в Москву на имя маршала Гречко, через головы местных командиров.
Я ответил уверенно: – Я подал рапорта не по команде. Сознательно. Я видел разложение полка. Командованию полка и дивизии я доверять не мог.
Но в случае с пластиной из оргстекла и копированием секретной схемы, - я всё же доложил врагу, командиру полка. И с его ведома моя пластина выручала нас при проверках, которые случая этих моих и командирских нарушений не выявили.
Проверяли - плохо. Видели только то, что им явно подсказали. И нарушения всех зон охраны полка не обнаружили. А их ведь не восстановили. Мы ходили в городок на ночь через лес, в котором должно быть всё блокировано колючими заборами и минными полосами.
Подробности - в книге.
В СССР не было Книги Рекордов и Книги нестандартных Происшествий, не было Книги Подвигов,... Много чего не было. Хотя много достижений были сделаны впервые в мире и международно зарегистрированы.
Василий Васильевич Аборенков (29 апреля (12 мая) 1901 — 18 августа 1954) — военный специалист и организатор по разработке установок залпового огня БМ-13 и БМ-8, организатор и первый руководитель гвардейских миномётных частей, военный инженер первого ранга, генерал-лейтенант артиллерии РККА (1943), лауреат Сталинской премии (1943 г.).
В 1936 — 1937 годах начальник отделения НИИ РККА.
C 1937 года — старший помощник начальника отделения Артиллерийского управления РККА.
С 1940 года — начальник отделения Артиллерийского управления РККА. По своим должностным обязанностям курировал разработку ракетных вооружений и Реактивный научно-исследовательский институт, в частности, создание реактивных снарядов и пусковых установок для них (БМ-13 "Катюша", БМ-8).
Будучи грамотным инженером и эрудированным человеком, в ходе работы над конструкцией снарядов и установки, предлагал оптимальные технические решения. Оказывал всемерное содействие и помощь по принятию на вооружение и производство установок залпового огня. Большую роль в отработке и конечном принятии на вооружение пусковых установок для сухопутных войск сыграл старший военпред ГАУ при РНИИ Василий Аборенков.
Б. Е. Черток в книге "Ракеты и люди" рассказывал:
Масштабы этих работ под сильным нажимом Аборенкова существенно расширились. К работам по снарядам подключались военные инженеры Шварц, Соркин, а по самоходным пусковым установкам — Гвай, Павленко, Галковский, Попов. В 1939 году были изготовлены первые самоходные пусковые установки на базе автомобиля ЗИС-6.
Заместителем наркома обороны по артиллерии был маршал артиллерии Кулик. Он отвечал за деятельность Главного артиллерийского управления, за оценку и принятие на вооружение новых минометных средств. Он обязан был лично докладывать, если не Сталину, то наркому Тимошенко. Но он недооценил это новое оружие. Тогда Аборенков, совершенно убежденный в эффективности реактивных снарядов по опыту использования в авиации, через голову своего начальника маршала Кулика сообщил об этой разработке в докладной записке Сталину. Аборенков рисковал если не головой, то карьерой. Надо отдать должное его смелости.
Г. К. Жуков в своих мемуарах вспоминает, что вскоре после назначения его начальником Генерального штаба Сталин спросил, знаком ли он с реактивными минометами. Жуков ответил, что только слышал о них, но не видел.
Сталин сказал: — Ну, тогда с Тимошенко, Куликом и Аборенковым вам надо в ближайшие дни поехать на полигон и посмотреть их стрельбу.
Одновременно, в 1942 — 1946 годах — начальник Главного военно-химического управления РККА.
В 1947—1948 годах возглавлял кафедру взрывчатых веществ в ВАХЗ.
Генерал-лейтенант артиллерии (с 1943)