Эта проблема была одной из основных в творчестве С.Т. Мелюхина. Он развивал концепцию внутренней взаимосвязи философии и естествознания, особенно необходимости прочного союза между диалектико-материалистической философией и современным естествознанием, считая, что без использования когнитивных ресурсов друг друга невозможно успешное функционирование и развитие каждого из них. Более того, вся не только теоретическая, но и практическая деятельность С.Т. Мелюхина как профессора МГУ, заведующего кафедрами философии естественных факультетов и диалектического материализма, высокопрофессионального и оригинального лектора, научного руководителя большого числа аспирантов и докторантов явилась прекрасным подтверждением этой позиции. В течение более 20-ти лет мне довелось быть не только свидетелем честного и благородного служения проф. С.Т. Мелюхина идее укрепления союза философии и естествознания, но и его помощником в качестве сначала заместителя заведующего кафедрой диалектического материализма философского факультета МГУ, а впоследствии – коллеги на кафедре философии ИППК МГУ. Работая в последние годы профессором-совместителем в ИППК, С.Т. Мелюхин отдавал весь свой талант ученого и преподавателя повышению квалификации и переподготовке кадров современных преподавателей философии вузов России. Особенно неоценимой была его помощь в чтении слушателям ИППК лекций по философским вопросам физики и их переподготовки по новой дисциплине «Концепции современного естествознания». Он принял активное участие в написании учебника для преподавателей «Концепции современного естествознания: философское осмысление» (М. –Владикавказ, 2003). Это – одна из его последних и весьма значительных его научных заслуг перед сообществом отечественных философов.
Темой моей статьи станут четыре основных концепции: натурфилософская, позитивистская, антиинтеракционистская и диалектическая. Их возникновение стало результатом длительного исторического взаимодействия, с одной стороны, философии и естествознания в качестве специфических когнитивных подсистем культуры, а с другой, итогом философской рефлексии над адекватной теорией их взаимоотношения. Хочу специально подчеркнуть, при всей явной альтернативности названных концепций каждая их них хорошо обоснована, имеет значительную поддержку как среди философов, так и естествоиспытателей, причем не только в прошлом, но и в настоящем.
В чем суть каждой из них? Исторически первой была сформулирована и разработана натурфилософская концепция соотношения философии («метафизики») и естествознания. Ее авторство безусловно принадлежит Аристотелю и его школе. Вплоть до середины 19 века она имела монопольное положение в европейской культуре и пользовалась почти всеобщим признанием не только философов, но и естествоиспытателей. Даже классический труд по классической механике И. Ньютона назывался «Математические начала натуральной философии». Суть натурфилософской концепции выражается формулами типа: «Философия – наука наук», «Философия – царица наук», «Любая частная наука – суть прикладная философия» и т.п. Согласно этим формулам «всеобщие истины» философии по своему гносеологическому статусу выше истин естествознания. Философия первична по отношению к естествознанию как с точки зрения генезиса («философия – мать всех наук»), так и в плане функционирования, ибо культурно-мировоззренческая значимость философских идей намного фундаментальнее в сравнении с любыми, даже самыми общими естественнонаучными теориями. Таким образом, согласно натурфилософам естествознание занимает подчиненное положение по отношению к философии и не должно противоречить ее «высшим истинам». Конечно, сегодня уже нет прямых попыток чисто логического выведения и обоснования естественнонаучных теорий из философских концепций (как это еще имело место, например, у Шеллинга и Гегеля, не говоря уже о более ранних этапах развития естествознания). Однако «натурфилософская ностальгия» по «руководящей роли» была присуща не только таким мощным философским концепция XX в., как неотомизм и неогегельянство, но и ортодоксальному диалектическому материализму. И не только в теории, но и на практике (достаточно напомнить характер взаимоотношений марсксистско-ленинской философии с теорией относительности, квантовой механикой, генетикой, кибернетикой, теорией систем, математической логикой).
Другой весьма распространенной концепцией взаимосвязи естествознания и философии является позитивистская. Ее суть выражена формулами: «Наука – сама себе философия» (Конт), «Физика, берегись метафизики» (Ньютон), означающими установку на полную самодостаточность и независимость естествознания от философии («метафизики»), традиционно понимающейся в качестве всеобщей теории бытия и познания. Сформулированная и обоснованная впервые в 30-х годах XIX в. французским философом О. Контом, позитивистская концепция об отношении естествознания к философии выражала не только усиление роли науки в европейской культуре Нового времени, но и стремление ученых резко ускорить научно-технический прогресс. Для этого науке нужно было предоставить большую свободу, онтологическую и методологическую автономию не только по отношению к религии (что уже было в основном достигнуто к началу XIX в.), но и к философии («вторая волна» идеологического освобождения). Согласно позитивистам, польза от тесной связи естествознания с философией для науки проблематична, а вред очевиден. Для естественнонаучных теорий единственной, пусть и не абсолютно надежной основой и критерием их истинности должна быть только степень их соответствия данным опыта, результатам систематического наблюдения и эксперимента.
Однако как показала новейшая история науки, позитивистская концепция, хотя и отражает реальную научную практику многих успешно работающих ученых (как правило, не знающих сколько-нибудь глубоко философию и ее историю и, тем не менее, получающих блестящие эмпирические и теоретические результаты), в целом она является ложной. Во-первых, потому что большинство создателей современных концепций естествознания (Эйнштейн, Бор, Гейзенберг, Борн, Вернадский, Винер, Пригожин и др.) сознательно использовали когнитивные ресурсы философии и при выдвижении, и при обосновании новых исследовательских программ, демонстрируя необходимость и эффективность обращения естествоиспытателей к профессиональным философским знаниям. Что заставляло их действовать таким образом?
Четкое осознание того, что научные теории не выводятся логически из эмпирического опыта, а свободно конструируются (изобретаются) мышлением и надстраиваются над опытом в качестве объясняющих его схем.
Понимание того, что один и тот же эмпирический опыт может быть в принципе хорошо совместим с разными (часто взаимоисключающими) теоретическими схемами (волновая и корпускулярная теория света, номологическое и стохастически-случайное объяснение биологической эволюции и т.п.). Поскольку локальный эмпирический опыт (а он всегда «локален») принципиально не дает возможность сделать окончательный выбор в пользу той или иной научной теории, то весьма неразумно не использовать в качестве дополнительного ограничения, влияющего на предпочтение одной из теорий, ее соответствие тем философским идеям, которые хорошо себя зарекомендовали в различных областях науки и культуры. Ведь с адаптационной точки зрения человечество «взыскует» не просто истинных идей, а плодотворных теорий, приносящих благо и практическую пользу.
Помимо этого, соответствие научных идей определенным философским концепциям способствует достижению единства, интеграции человеческой культуры, ее обозреваемости и управляемости как целого. Вписывание с помощью философии (универсального теоретического языка) той или иной научной концепции в наличную культуру в качестве ее органического элемента придает ей статус онтологической подлинности, ибо культура и есть та главная и тотальная реальность, в которой непосредственно живет человек.
Необходимо со всей серьезностью подчеркнуть, что хотя позитивистская концепция в современной теоретической философии кредитом доверия уже не пользуется (она раскритикована и «изжила» себя с помощью внутренней и внешней критики), позитивизм отнюдь не преодолен и постоянно воспроизводится в качестве стихийного умонастроения среди ученых. Для этого имеются серьезные основания, в частности, структурированность самой научной деятельности, подавляющую часть которой (примерно 97%) занимают эмпирические и прикладные исследования и разработки, успех в которых, действительно, напрямую никак не связан с обращением к философской проблематике. Постоянно воспроизводясь, эта особенность «социальной» структуры науки составляет объективный источник существования безразличного или даже негативного отношения значительной части ученых к философии. Позитивизм, однако, не прав в главном – в абсолютизации подобной установки и распространении ее на всю научную деятельность. Ибо можно уверенно сказать, что без тех 3% ученых-теоретиков, которые активно используют когнитивные ресурсы философии, находятся с ней в постоянном контакте, создают новые фундаментальные направления и программы научных исследований и тем самым задают определенный вектор развития науки, прогресс в естествознании невозможен ни сегодня, ни в будущем.
Справедливости ради следует отметить, что классики позитивизма считали вредным для развития естествознания его контакт не с философией вообще, а со старой, умозрительной, не-научной философией («метафизикой»). Многие из них верили в возможность построения «хорошей», научной философии. Однако, по их мнению, такая философия возможна только в том случае, если не будет отличаться от частных наук по своему методу. Будучи наукой (а любая наука по определению является «частной»). философия должна выделяться среди остальных наук только своим предметом. В ходе эволюции позитивизма на роль «научной философии» выдвигались разные претенденты:
1) общая методология науки как результат эмпирического обобщения, систематизации и описания реальных методов различных конкретных наук (О. Конт);
2) логика науки как учение о методах открытия и доказательства научных истин (причинно-следственных зависимостей) (Дж. Ст. Милль);
3) общая научная картина мира, полученная путем обобщения и интеграции знаний разных наук о природе (О. Спенсер);
4) психология научного творчества (Э. Мах);
5) всеобщая теория организации (А. Богданов);
6) логический анализ языка науки средствами математической логики и логической семантики (Р. Карнап и др.);
7) теория развития науки (К. Поппер и др.);
8) теория, техника и методология лингвистического анализа (Л. Витгенштейн, Дж. Райл, Дж. Остин и др.).
Считалось, что такого рода позитивная философия могла быть действительно полезной ученым разных специальностей в успешном выполнении ими научной работы. Метод у всех наук, в том числе и у научной философии, только один – наблюдение за вполне конкретной областью явлений, обобщение полученных эмпирических данных и их логический анализ. Никакого особого философского метода познания и особых философских обобщений не может существовать. Как показал анализ многочисленных, в том числе, указанных выше попыток построить различные типы «научной философии», все они оказались несостоятельными. Они страдают двумя коренными недостатками: либо явно, а чаще всего неявно, они опираются на те самые философские идеи, которые отвергались до этого как бессмысленные; либо являются малоэффективными с точки зрения возможностей своего применения в реальной научной практике.
Одной из весьма распространенных в современной культуре концепций соотношения естествознания и философии является антиинтеракционистская, проповедующая дуализм во взаимоотношении между ними, их абсолютное культурное равноправие и суверенность, отсутствие взаимосвязи и взаимовлияния между ними в процессе функционирования этих важнейших элементов культуры. Развитие естествознания и философии идет как бы по параллельным курсами и в целом независимо друг от друга. Сторонники антиинтеракционистской концепции (представители философии жизни, экзистенциалистской философии, философии культуры и др.) полагают, что философия и естествознание имеют свои, совершенно несхожие предметы и методы, исключающие саму возможность сколько-нибудь существенного влияния философии на развитие естествознания и наоборот. В конечном счете они исходят из идеи разделения человеческой культуры на две разные культуры: естественнонаучную (нацеленную в основном на выполнение прагматических, утилитарных функций адаптации и выживания человечества за счет роста его материального могущества) и гуманитарную (нацеленную на увеличение духовного потенциала человечества, взращивание и совершенствование в каждом человеке его духовной составляющей). Философия в этом контексте, безусловно, относится к гуманитарной культуре наряду с искусством, религией, моралью, историей и другими формами самоидентификации человека. С точки зрения гуманитарного идеала предметом философии является вовсе не мир и его законы и даже не сознание, как особая (психическая) реальность, а отношение человека к окружающим событиям, Богу, космосу (природе, обществу, другим людям и, наконец, к самому себе). Отношение же человека к окружающему бытию зависит не столько от характера самого бытия, сколько от понимания человеком своих целей, интересов и предназначения.
Отношение человека к миру и осознание им смысла своего существования никак не выводятся из знания окружающего мира, а задаются некоторой системой ценностей, представлений о добром и злом, значимом и пустом, о святом, непреходящем и тленном. Мир ценностей и рефлексия над этим миром, не имеющим никакого отношения к существованию и содержанию физического мира – вот главный предмет философии с позиций антиинтеракционистов. Может ли философ для решения этих проблем почерпнуть что-нибудь из естествознания, его многообразных и зачастую альтернативных концепций? Ответ антиинтеракционистов отрицателен. Философу – философово, а ученому – науково. Более того, все философы жизни, но особенно экзистенциалисты, вполне серьезно утверждают, что тесная связь философии с наукой не только не помогает, но и вредит философии в решении ее проблем, так как приводит к подмене внутреннего опыта переживания ценностей. Излишне сосредотачиваясь на познании объективного мира и его законов, мы неизбежно уходим от познания самих себя, предаем самих себя ради познания чего-то внешнего. «Наблюдение над жизнью», знакомство с человеческой историей, опыт личных переживаний –гораздо более значимый материал для решения философией своих проблем, нежели знание законов и теорий естествознания. Семантически строгий, логически жесткий язык науки, ее общезначимые стандартные процедуры введения терминов чужды философии, которой ближе метафорический язык художественной литературы, музыки, поэзии, живописи с их демонстрацией конструктивной свободы человеческого сознания и его творческой природы. Никакая система ценностей не может стать для человека истинной до тех пор, пока не будет лично пережита на его собственном уникальном опыте. В отличие от естественнонаучной истины, внешним опытом удостоверяемой и многократно-воспроизводимой разными учеными, философское утверждение получает статус истины только в результате интимного, индивидуального переживания, личного порождения. Сократовский диалог, гуссерлевское «эпохе’», экзистенциалистско-философское эссе, августиновско-паскалевские Исповеди и «Опыты» Монтеня – лишь повивальные инструменты, «техники» индивидуального, личностного рождения философской истины.
Однако, с точки зрения антиинтеракционистов, не только естествознание ничего не может дать философии для решения ее проблем, но и философия ничего не может дать естествознанию, ибо предметы и методы у них совершенно разные. С точки зрения антиинтеракционистов выражение «научная философия» в любом из смыслов входящих в него слов столь же противоречиво, как и понятие «философское естествознание».
Наконец, нужно сказать еще об одной концепции взаимосвязи естествознания и философии, которая, может быть названа диалектической. С нашей точки, зрения она является наиболее корректной и приемлемой из всех выше перечисленных. В чем коротко ее суть? В утверждении внутренней, необходимой, существенной взаимосвязи между естествознанием и философией, начиная с момента их появления и выделения в качестве самостоятельных подсистем в рамках единого знания, а также диалектически противоречивого механизма взаимодействия естественнонаучного и философского знания.
То, что многие мыслители, особенно в прошлом, одинаково успешно проявляли себя и на философском поприще, и в области естествознания, равно как и то, что многие выдающиеся ученые–теоретики написали немало блестящих книг и статей по философии в целом и по философским проблемам естествознания, в частности хорошо известный факт из истории культуры, но он еще не доказывает существование необходимой внутренней взаимосвязи между естествознанием и философией. Ведь в качестве контраргументов можно привести доводы, что, во-первых, подавляющее большинство хороших ученых вообще серьезно не интересовались философскими вопросами своей науки, а во-вторых, мало ли чем занимаются гениальные ученые помимо науки (искусством, общественной деятельностью, религией и т.д.). Это – дело личного интереса каждого ученого и необходимым образом с его профессиональной деятельностью никак не связано.
Доказательство внутренней, необходимой связи естествознания и философии лежит не в плоскости социологического анализа частоты обращения ученых к философскому знанию при решении своих научных проблем, а в анализе возможностей и предназначения естественных, и шире – конкретных наук и философии, их предметов и характера решаемых проблем. Предмет философии, особенно теоретической – всеобщее как таковое. Идеальное всеобщее – цель и душа философии. При этом философия исходит из возможности постигнуть это всеобщее рационально – логически, внеэмпирическим путем. Предметом же любой частной науки является частное, единичное, конкретный «кусок» мира, эмпирически и теоретически полностью контролируемый, а потому осваиваемый практически.
Мы полагаем, что характер внутреннего взаимоотношения философии и частных наук имеет диалектическую природу, являя яркий пример диалектического противоречия, стороны которого одновременно предполагают и отрицают, а потому необходимым образом дополняют друг друга в рамках некоего целого. Таким целым выступает человеческое познание со сложившимся в нем исторически разделением труда, имеющим под собой оптимизационно-адаптивную экономическую основу эффективной организации человеческой деятельности. В этом труде познания окружающей человека действительности философия акцентирует в своем предмете моделирование всеобщих связей и отношений мира и человека, ценой абстрагирования от познания частного и единичного. Наука же не изучает мир в целом или в его всеобщих связях. Она направляет свою когнитивную энергию на познание частного предмета, изучая его во всех деталях и структурных срезах. Наука сознательно ограничивается познанием отдельного, конкретного, относительно которого возможно эмпирически собирать, количественно моделировать и контролировать достаточно полный и потому впоследствии используемый практически объем информации. С точки зрения познания действительности как целого, и философия, и частные (в том числе естественные) науки одинаково односторонни. Но объективная действительность как таковая безразлична к способам ее познания человеком, она суть единство всеобщего, особенного и единичного. Всеобщее в ней существует не иначе, как через особенное и единичное, а единичное и особенное – нечто иное, как проявление всеобщего. Поэтому адекватное познание действительности, что составляет высшую теоретическую и практическую (биологически-адаптивную) задачу человечества, требует дополнения и взаимопросвечивания результатов философского и частнонаучного познания.
Ясно, что интеграцией философского и естественно-научного знания, наведением «мостов» между ними профессионально занимается достаточно небольшое количество ученых и философов, испытывающих в этом потребность и имеющих соответствующую подготовку как в области философии, так и естествознания. Среди ученых такую деятельность осуществляют, как правило, крупные теоретики, работающие на границе пространства «наука» и последовательно раздвигающие его за счет освоения новых территорий. Фундаментальный характер решаемых ими проблем часто одного порядка с масштабом, сложностью и неоднозначностью философских тем. Философы же обращаются к естествознанию как материалу, призванному подтвердить одни философские конструкции и опровергнуть другие. Особенно это относится к тем, кто интересуется построением онтологических моделей, особенно структурой, законами и атрибутами «материи».
Таким образом, взаимоотношение между естествознанием (частными науками в целом) и философией можно метафорически охарактеризовать как отношение «вражда – дружба». «Вражда» по методам (спекулятивная, свободная, творческая умозрительность философии и логическая рассудочность, опытная контролируемость, однозначно-количественная строгость науки), статусу (высшее, духовное знание философии и эмпирическое, практически-утилитарное знание естествознания), претензиям (мудрость и предметное знание). «Дружба» в рамках ценностного постижения действительности, однако, дружба, скорее по необходимости, нежели по чистому бескорыстию. В отличие от натурфилософского и позитивистского редукционизма, стремления подчинить науку философии в первом случае и философию науке – в другом, диалектическая концепция настаивает на равноправии философии и науки как взаимодействующих систем знания, на когнитивной привлекательности каждого из них, на уважительном и партнерском отношении между ними (минусы и плюсы каждого стоят друг друга). Как показывает исторический опыт, лишь путь равноправного сотрудничества является наиболее эффективным во взаимодействии между ними и приносит действительно значимые результаты.
При рассмотрении механизмов и форм взаимосвязи современного естествознания и философии, необходимо учитывать сложную структуру самих концепций современного естественнонаучного знания. Каждая из наук имеет уровневую структуру организации знания, в которой главными являются эмпирический и теоретический уровни.
Эмпирический уровень знания формируется в основном за счет осмысления результатов и систематического наблюдения и эксперимента над изучаемым данной наукой объектом или предметной областью. Хотя частично на содержание эмпирического уровня всегда оказывают влияние конкретные теории, задающие восприятие, отбор и интерпретацию эмпирических данных, получаемых с помощью приборов и инструментов, действие которых опять таки основано на определенных теоретических законах. Как правило, эмпирическое исследование требует от ученого методичности, внимательности, настойчивости, усидчивости, многократной повторяемости опытов. Поэтому на результаты эмпирического познания знание философии не может оказывать сколько-нибудь существенного влияния. Здесь порядок и методичность важнее глубоких философских раздумий, а увлечение последними скорее мешает, чем помогает эффективности исследования.
Непосредственным господином опыта является конкретно-научная теория, которая надежно защищает от философского вторжения. Другое дело – теоретический уровень знания, особенно если речь идет о фундаментальных и парадигмальных теориях в той или иной области естествознания. Теории представляют собой логически-организованную и потому идеализированную модель эмпирических фактов и законов. Сегодня хорошо известно, что научные теории логически не выводятся из эмпирических фактов и законов, не являются их индуктивным обобщением, а надстраиваются над эмпирическим знанием в качестве описания особого типа реальности – мира идеальных объектов и взаимосвязей между ними (См. В.С. Степин. Теоретическое знание. М., 2000). Современные фундаментальные теории естествознания (теории относительности, космологии, квантовой механики, молекулярной генетики, синтетической теории эволюции, общей теории систем, кибернетики, геохимии, геологии, синергетики и многих др.) в своем возникновении, обосновании и функционировании в существенной степени опираются на определенные философские идеи, по существу используют их когнитивные ресурсы. Это связано с тем, что в философии сознательно конструируются, часто исходя из чисто логических возможностей мышления, различные альтернативные, но рационально-проработанные модели мира и познания. В этом отношении философия близка математике. И многие естествоиспытатели сознательно заимствуют из арсенала философии такого рода конструкции (идеи атомизма, нелинейности, индетерминизма, системности, эволюции и т.д. и т.п.), приспосабливая их к конкретному предметному материалу, интерпретируя его соответствующим образом. Философия выполняет по отношению к естественнонаучным теориям роль аналогичную той, какую конкретно-научные теории выполняют по отношению к эмпирическому знанию – функцию дедуктивного основания и интерпретационной матрицы, способствуя пониманию теории и вписыванию ее в общий фон рационального знания и социокультуры в целом. Поскольку современное научное теоретическое знание структурировано и включает в себя теории менее и более общие, постольку влияние философии на теоретический мир является всегда точечным, выборочным. Теоретическое естествознание актуально и вплотную взаимодействует с философией только через свои фундаментальные теории, которые по своему смыслу находятся на границе научного познания, задавая на сегодня его высший уровень, за пределами которого власть науки данного исторического периода заканчивается. Естественным союзником в этом «запредельном» для науки конкретного исторического периода мире выступает философия как рациональная форма мировоззрения. Как показывает историческое развитие наук, граница между теоретическим естествознанием и философией является весьма условной и подвижной, но она всегда существует.
Учитывая важность философского обоснования фундаментальных научных теорий, целесообразно выделять в структуре научного знания не два ее качественно различных уровня (эмпирический и теоретический), а три: эмпирический, теоретический и метатеоретический. В качестве существенной части последнего выступают философские основания фундаментальной теории. Философскими основаниями являются утверждения, рассматриваемые в качестве базисных для некоторой фундаментальной теории. Так, например, для классической механики Ньютона ими являлись философские утверждения о дискретной структуре мира, субстанциональном и абсолютном характере пространства и времени, о возможности мгновенной передачи физического воздействия одного тела на другое и т.д. В основе теории относительности Эйнштейна лежат следующие философские предпосылки: структура мира является непрерывной; пространство и время внутренне связаны между собой и их свойства зависят от скорости движения системы отсчета, скорость распространения физического сигнала является конечной и не превышает скорости света и т.д.
Существуют различные виды философских оснований науки – в соответствии с важнейшими разделами философии: онтологические, гносеологические, логические, аксиологические, праксеологические. Приведем примеры каждого из указанных видов философских оснований. Онтологическое: «Бог не играет в кости» (А. Эйнштейн); гносеологическое: «Все объективно значимые теоретические понятия науки должны быть сводимы к эмпирическим» (Э. Мах); аксиологическое: «Истина – высшая ценность науки» (К. Поппер); праксеологическое: «Содержание науки определяется практическими потребностями общества» (Дж. Бернал). Нет единых философских оснований, их набор определяется для разных наук многими факторами, важнейшими из которых являются талант, воля и авторитет создателей новых фундаментальных теорий.
Наличие у фундаментальных наук философских оснований и философских проблем является эмпирическим свидетельством реального взаимодействия философии и конкретных наук. Современные концепции естествознания являются хорошим подтверждением сказанному выше.
В заключение хотелось бы ответить на два важных вопроса. Чему учат современные концепции естествознания философски мыслящего человека? Что заимствуют современные концепции естествознания у философии?
Современные концепции естествознания в своей совокупности образуют то, что часто обозначается как неклассическая и постнеклассическая наука. Остановимся на этом. Парадигмальными науками классического естествознания являлись, как известно, механика Ньютона, классическая космология, электродинамика Максвелла, термодинамика Клаузиуса, теория эволюции Дарвина, физиология Павлова, теория бессознательного Фрейда и др. Несмотря на очевидное содержательное различие данных концепций, все они исходили из неких общих принципов («философских оснований»), которые считались единственно научными. Это принцип детерминизма, господства однозначных причинно-следственных отношений между явлениями природы, принцип чистой объективности научного знания, принцип абсолютной истинности научного знания, принцип невозможности альтернативных научных истин об одном и том же предмете, принцип непрерывного и прогрессивного развития науки, принцип универсального научного метода и др. Чему учат современные концепции естествознания? Прежде всего тому, что всему развитию науки присущи скачки, революционные концептуальные изменения; что возможно выдвижение и принятие научным сообществом качественно несовместимых с прежними теориями концепций, причем в одной и той же области науки. По отношению к классической механике Ньютона, господствовавшей в Европе в качестве непререкаемого эталона научной истины более чем 200 лет, были выдвинуты в качестве альтернативных теорий механического движения специальная и общая теория относительности и квантовая механика. В отличие от классической механики СТО утверждает зависимость пространственных промежутков и временных интервалов друг от друга и от скорости движения тел, либо от скорости системы отсчета, относительно которой измеряются пространственные и временные параметры. С точки зрения теории относительности о пространственных и временных свойствах тел «самих по себе» ничего определенного сказать нельзя, а можно только по отношению к выделенной системе отсчета. В механике Эйнштейна утверждается также, что и масса тел меняется вместе со скоростью их движения, и поэтому говорить что-либо о массе тела «самого по себе», вне отнесенности его к какой-либо системе отсчета, так же бессмысленно, как и в отношении пространства и времени. Пространство, время и массу тел Эйнштейн лишил абсолютной субстанциональности, сделав их атрибутивными, относительными свойствами тел, значение которых существенно зависит от системы отсчета. Причем все наблюдатели, утверждая разные значения пространства, времени и массы одних и тех же тел относительно своих систем отсчета, будут одинаково правы, если не сделали ошибок в вычислениях. Более того, в рамках общей теории относительности утверждается, что пространственные и временные свойства событий зависят не только друг от друга и от выбора системы отсчета (возможность абсолютной, привилегированной системы отсчета отвергается как внеэмпирическое допущение), но и от влияния на них других масс или сил тяготения.
Таким образом, сам факт возникновения и принятия научным сообществом теории Эйнштейна утвердил, во-первых, принципиальную возможность и правомерность существования в науке альтернативных теорий об одной и той же предметной области, а, во-вторых, не абсолютно-истинный («объективный») характер физических научных истин, а лишь относительно-истинный. Сама по себе релятивность еще не означает утверждение субъективного характера научного знания, а лишь отрицает его объективно-трансцендентный характер.
Другой революционный шаг в становлении неклассической науки был связан с возникновением и утверждением квантовой механики – другой фундаментальной концепции современного естествознания. Если Эйнштейн разрушил веру в абсолютный характер научного познания, в возможность абсолютно истинной научной картины мира, то создатели квантовой механики (Бор, Гайзенберг, Борн, де Бройль и др.) подорвали всеобщность и непререкаемость другого фундаментального онтологического принципа классического естествознания – принципа детерминизма, господства в природе причинно-следственных законов, имеющих необходимый характер («причина всегда с необходимостью порождает свои следствия», «следствие всегда есть необходимый результат какой-то причины»). (Между прочим данной концепции, получившей название лапласовского детерминизма, до конца свой жизни придерживался сам Эйнштейн. Так что и в науке можно быть революционером в одном деле и консерватором в другом. И это для большинства ученых не исключение, а скорее – правило, ибо радикальное отрицание чего-то конструктивно возможно лишь на основе принятия каких-то позитивных принципиальных утверждений). В квантовой механике выдвигается положение о принципиально вероятностном характере поведения любых физических тел, а не только микрообъектов, как это иногда полагают.
Невозможность однозначного описания движения тел связана с теми ограничениями, которые накладывает принцип неопределенности Гейзенберга на возможность одновременно абсолютно точного измерения многих сопряженных величин, входящих в физические законы. Согласно этому принципу невозможно одновременно точно измерить координату и скорость (или импульс) тела и тем самым однозначно предсказать его будущее состояние. Нижняя граница неопределенности определяется весьма небольшой величиной – постоянной Планка, но преодолеть это значение неопределенности невозможно в принципе. Таким образом, согласно квантовой механике, условия физического познания мира дают возможность описывать его адекватно только вероятностно. Необходимые же законы, которыми оперирует классическая наука, суть не что иное как огрубленное, неадекватное описание действительности, которое, правда, часто целесообразно из прагматических соображений (простоты), когда для многих случаев успешной практики не требуется абсолютной точности. Квантовая механика решительно сформулировала важный философский тезис: с точки зрения возможностей человеческого познания мир – индетерминистичен, им управляет вероятность, а не необходимость, а в основе вероятности неизбежно лежит множество случайных событий. Кроме того, она научила философию еще двум принципиальным вещам. Первая. Для большинства объектов и систем невозможно их единственное непротиворечивое описание, поскольку многие из них обладают частично или полностью взаимоисключающими свойствами: например фотоны и электроны обладают и корпускулярными и волновыми свойствами. Полное их описание возможно только в виде двух дополняющих друг друга картин: волновой и корпускулярной. Свойства волны и частицы являются у элементарных объектов диспозиционными, а реально они проявляют себя всегда либо как волны либо как корпускулы. Как конкретно они себя проявят в каждом случае зависит от условий их познания, в частности, от условий наблюдения с помощью различных приборов. Таким образом, с позиций квантовой механики физическая истина не только относительна, но и субъект-объектна, поскольку условия познания существенно влияют на результат познания и не могут быть элиминированы из последних в принципе, как это допускала классическая механика. И это – второй урок, преподанный квантовой механикой. Абстракция чисто объективного познания физической реальности при исследовании классических объектов с большими массами и относительно малыми скоростями полезна с практической точки зрения (так как отвлекается от малых, с точки зрения макропрактики, величин, значительно упрощая при этом описание реальности), но она неверна с философско-гносеологической позиции. Таким образом, философские основания классической и неклассической механики не просто различны, но и отрицают друг друга, т.е. несовместимы.
Третьим показательным уроком динамики естествознания для философии явилось создание современной космологии, которая положила в фундамент своих философских оснований распространение принципа эволюции с живой природы также и на всю неживую природу, поместив начало его действия в точку сингулярности – в момент Большого Взрыва, – начало образования нашей Вселенной. Более того, современная космология исходит не только из универсального характера действия принципа эволюции, но и вводит так называемый антропный принцип, согласно которому эволюция Вселенной носит направленный характер, целью которой является порождение разумных существ, человека, в частности. На языке кибернетики это означает, что вся Вселенная по существу является системой с рефлексией, т.е. самопознающей и (само)управляемой системой с самого начала своего возникновения. Как показывают многочисленные физические и математические расчеты, без допущения антропного принципа или принципа рефлексивного характера Вселенной как системы невозможно объяснить очень тонкий характер согласования многих наблюдаемых фундаментальных физических констант и законов. С точки зрения научного вероятностного мышления величина вероятности того, что эти тонкие физические согласования имеют случайный характер должна быть приравнена к нулю. С этих позиций взгляды ранних античных философов о разумном устройстве космоса и о «нусе» (Анаксагор) как об естественном объективном разуме – высшем законе Природы, равно как и взгляды объективных идеалистов об объективном (внечеловеческом) характере мышления не кажутся такими уж фантастическими и сказочно-умозрительными. Можно утверждать, что именно современная космология являет собой начало и яркий образец того, что многие философы называют постнеклассической наукой, приходящей на смену неклассической. Сущность современной постнеклассической науки действительно состоит в том, что она перешла к изучению сверхсложных, в высшей степени организованных систем, часто включающих в себя человека в качестве одного из своих важнейших элементов и подсистем (биосфера, геосфера, техносфера, экономика, глобальные проблемы и т.д.).
Наконец, последний из уроков современного естествознания для мировоззрения связан с возникновением и бурной экспансией во все фундаментальные области современной науки (механика. физика, химия, биология, космология, техника) идей новой фундаментальной концепции – синергетики. Возникнув в 50-х годах XX века как вполне безобидное распространение идей классической термодинамики на описание поведения открытых стохастических механических систем при взаимодействии их с окружающей средой творцы синергетики (И. Пригожин, Г. Хакен, С. Курдюмов и др.) обнаружили, что в открытых диссипативных системах в целом не действуют линейные зависимости при описании поведения отдельных элементов такой системы и системы в целом. Диссипативные системы эволюционируют не постепенно, а в целом – скачкообразно, а на самой траектории их эволюции всегда есть выделенные точки (бифуркационные точки), где происходит «выбор» одной из множества возможных траекторий следующего этапа эволюции системы. В точках бифуркации выбор системой дальнейшей траектории движения определяется случайным образом и не связан линейной или причинной зависимостью с ее предшествующими состояниями (в этих точках система как бы «забывает» весь свой прошлый опыт).
Современное естествознание безусловно меняет свой концептуальный облик, переходя при описании движения и взаимодействия своих объектов с языка линейных уравнений и причинно-следственных зависимостей на язык нелинейности и кооперативных, резонансных связей между объектами. Фактически налицо новая революция в естествознании, по своей методологической значимости ни в чем не уступающая появлению в свое время таких теорий как неевклидова геометрия, эволюционная теория Дарвина, теория относительности и квантовая механика. Новая парадигма современного естествознания – синергетика – является выражением, обоснованием и универсализацией идеологии нелинейного мышления в науке, основанного на признании фундаментальной и творчески-конструктивной роли случая в мире природы, значимость и вес которого в структуре бытия, по крайней мере, не меньше законосообразности, а тем более – необходимости. Квантовая механика нанесла лишь первый и притом отнюдь не смертельный удар по лапласовскому детерминизму. По-настоящему это сделала лишь синергетика, изящно и естественно объяснив вторичность порядка по отношению к хаосу, возможность математически обосновать происхождение первого из второго (впрочем, откуда же и взяться порядку, как не из хаоса?).
На мой взгляд, одной из самых трудных философско-методологических проблем, стоящих перед современным и будущим естествознанием, является проблема совместимости, увязки в одно теоретическое целое современной космологии и синергетики. На этом стыке человечество, видимо, ожидает очередная научная революция.
Конечно, об уроках, преподанных философии развитием современного естествознания, можно говорить всерьез только с позиций философии, ориентированной на науку как один из важнейших элементов своего концептуального и проверочного базиса. Для сторонника антиинтеракционистской концепции драма научных идей, перипетии эволюции естествознания никакого существенного отношения к философии не имеет. С этих позиций философия для решения своих проблем может и должна черпать силы только из самой себя: переменчивая, как оказалось, в своих взглядах наука не может быть твердым основанием для истинной философии. Антиинтеракционисты видимо правы, предостерегая философию от безоглядного, некритического взгляда на науку, а тем более от когнитивного пресмыкания перед ней. Но и полное абстрагирование от опыта познания одного из важнейших культурных институтов человечества вряд ли уместно для тех, кто претендует на серьезную философию. Различие, как известно, не только не исключает, но и требует определенной кооперации для более эффективного существования в рамках целого, функции которого человечеством возложены на культуру. Мудрость случайной кооперации, пожалуй, не ниже знания причинной необходимости. По крайней мере, если считать всеобщее учение о бытии – онтологию – необходимым и важным разделом философии, вряд ли можно надеяться на серьезную принятие онтологических построений философии без соответствующего их соотнесения с теми концепциями бытия, которые поставляет современное естествознание.
Вторая проблема, которую необходимо кратко осветить, это вопрос о том, какие уроки современная философия может дать естествознанию. Если исходить из того, что главной задачей философии является построение общих рациональных моделей основных типов отношения человека к окружающему его миру, то одним из главных уроков, который дает философия современному естествознанию является вывод о непричинном типе отношения между бытием и сознанием (в том числе между объектом и научным знанием о нем); о конструктивном и творческом характере мышления по созданию теоретически возможных миров; принципиально и имманентно илюралистическом характере философии и предлагаемых ею решений собственных проблем; о точечном, селективном, а отнюдь не фронтальном воздействии философии на развитие и функционирование естественнонаучного познания как в диахронном (историческом), так и в синхронном аспектах их взаимодействия; о социально-коллективной природе научного познания, в котором социокультурный контекст науки, коммуникационные связи и консенсус в достижении и утверждении естественнонаучной истины играют не меньшую роль, чем сам предмет (объект) той или иной естественной науки и получаемая о нем эмпирическая информация. Самый главный урок современной философии для естествознания заключается в том, что как бы велика ни была относительная самостоятельность и мощь науки и ее роль в развитии цивилизации, ученые всегда должны помнить, что их главное предназначение – способствовать продолжению человеческого рода, его духовному и материально-энергетическому могуществу.